Сибирские огни, 1966, №4

— Я только сегодня все до конца понял. И поверил. Когда рабо* чим рассказал все это, как чужую историю. — Почему ушел от матери? — Я уже вернулся... Ты, Борька, умница! — А ты дурак! — Согласен! — Пожуем чего-нибудь? — Давай! Борис притащил цепь из сосисок. Варить стало лень. Со щелканьем отрывали их, ели, ходя по комнате. Встречались, расходились и снова встречались, и все говорили о жизни, о людях. — Вот чувствую: не верю бондарю, Стариченко, Сереге Колодце- ву, всем не верю,— Яков с трудом подбирал слова,— и как только пере­ стаю верить, сразу жизнь становится какой-то... вроде пещеры темной. И ты один в ней. И не знаешь, где выход. А вот если приблизишься ко всем, вдруг будто из пещеры попадешь в город или... в театр! Народ кругом, тепло, свет, музыка. Или вот бывают минуты — никого и ничего не любишь. Тут вдруг начинаешь задыхаться. Будто воздуха нет. При такой жизни, брат, можно или в Обь прыгнуть, или спиться, а то и к богу податься. И этот подлец, баптист, когда-то почуял во мне такую минуту, подсунул письмо, думал, на слабака наткнулся! Борис не заговаривал об отце Якова, не знал, что и сказать. Но Яков сам заговорил. — Помнишь, как Васька Светышев предал нас за моторку? — спросил он. — Паразит! — Борис оторвал сосиску. — А может, вот с этого и начинается большой предатель? А? Пре­ датель Родины? — допрашивал Яков.— Сегодня он предаст Друга, а завтра предаст вообще всех! — Может быть. Все начинается с мелочей! — Сначала отец оставил мать в Оби, а п-потом... — Ладно. Не будем об этом сегодня! — Борису хотелось успоко­ ить Якова. Потянулся было магнитофону, да почувствовал, что все эти джазы и песенки не ко времени. Затеять разговор о школе то­ же, пожалуй, не то. В кино позвать?.. Нет, лучше всего побродить на лыжах . Яков согласился. Мать все равно дежурила ночью в зоопарке. — Так это же здорово! Ночуешь у меня! — распорядился Борис. Яков засмеялся, ткнул его кулаком в бок... Высоко туманилась луна в радужных кольцах. Мороз все креп­ чал и крепчал, опаляя лицо. Ресницы вмиг стали белыми, толстыми, твердыми, так и казалось, что они постукивают друг о друга. Молча скользили в пустом парке между заиндевелых берез. Снег был исполосован лыжнями. Летние киоски под березами засыпало до самых замков. А в глухих аллеях так навьюжило, что из сугробов тор­ чали только спинки скамеек. В огромный, гулкий зев раковины для оркестра тоже намело сугробы. Яков и Борис чувствовали себя бодро, свежо и радостно, точно что- то нашли очень хорошее. Якову хотелось рассказать о Ноне, но, видно, не обо всем в жизни можно говорить. В глубине парка стоял театр Музыкальной комедии. Невидимые фонари озаряли морозный туман, и он окутывал театр желтым облаком. Из этого облака выкатился шум, смех, говор, скрип снега, потом замелькали люди, потянулись по главной аллее.