Сибирские огни, 1966, №4

— Ладно! — радостно согласился Яков.— Хорошо у вас здесь» Люблю всякие мастерские! — Никогда еще он не был таким говоруном. — Хочешь научиться делать макеты? — спросил Васютин. Яков с готовностью кивнул. — Приходи ко мне завтра пораньше. — Ладно! — Д а разве он от какой-нибудь работы отказывался?! Скоро все зашумели. Ляхов толковал о качестве привезенных до­ сок, Стариченко просил у художника какие-то чертежи, Колодцев на обрезках фанеры рисовал карикатуры. А Шорников вдруг заинтересо­ вался семьей Якова: — У тебя родные-то кто? — А чего тебе? — насторожился Яков. — Д а так... Вместе же работаем! Должны знать друг о друге. — Мама работает в зоопарке. А отец... на фронте погиб. — Да , досталась нам матушка-родина! Почти нет семьи, в кото­ рой бы не погиб кто-нибудь. Тут все повернулись к Шорникову. — Но были и такие оглоеды, которые плевали на эту родину. Б а ­ рышничали в тылу. Война тогда всех оценила и взвесила. — Завел свою канитель! Тоска! — Колодцев даже плюнул. Шорников начал подбираться к своей любимой мысли с «свалках человеческой души». Что накатило на Якова, он и сам не понял, но вдруг он начал рас­ сказывать: — В школе у нас... Парень учился. Ну, парень как парень! — Ще ­ ки Якова густо зарумянились .— И вдруг мы узнали, что у него отец был н-предателем! — А чего тут мудреного? В жизни с чем угодно можно столкнуться лоб в лоб. — А парень эгот был уверен, что отец его г-герой! — выкрикнул Яков,— Это мать уверила его. И вдруг — п-предатель! В школе узна­ ли, брезговали п-парнем.— Яков обвел всех вызывающим взглядом.— А он был, как все,— Помолчав, Яков тихо закончил: — Утопился он в Оби. П-позора не вынес. Шорников не сводил глаз с Якова. А Яков ни на кого не смотрел» напрягся, ожидая, что будут говорить. — Честный парень был,— задумчиво произнес художник. — Дурила , чего он! — забасил Ляхов, по привычке потянувшись подкрутить усы и тут же отдернув руку от голой губы.— Ни в чем он не виноват. Мало ли чего батя мог выкинуть! — Хороши же были школьные дружки, в омут пихнули,— пробор­ мотал Колодцев. — Кишка у него оказалась слабоватой,— Стариченко пренебрежи­ тельно махнул рукой. — А ты думаешь, ему легко было? — спросил художник. — Легко — не легко, а нужно же соображать. Отстаивать себя.. Зачем отшатнулся от людей? Все замолчали, выпили, закурили. И вот в этой тишине Шорников тихо, но очень уверенно произнес: — Яков, а ведь это ты о себе рассказал. Тот чуть не вскочил, не крикнул: «Нет, нет!» Но у негохватило сил возразить спокойно и даже лениво: — Ты чего это, в-выпил лишнего? Иди п-проспись! И это ленивое спокойствие спасло его. Все посчитали слова Шор- никова блажью.