Сибирские огни, 1966, №4

кинь его из головы. Другой он закваски. .. Родитель-то его держал круп­ ную ломовщину. Работники гоняли пятьдесят подвод. Уже засыпая, Яков спросил Нону: «А ты спишь?» И погладил чер­ ное облачко ее волос. «Спи, спи!» Потом почувствовал радость от привычной, удобной кровати, от сознания, что он дома, что с матерью все улажено. Ласковый белый кот, совсем не похожий на кота Манула, залез под одеяло, завел свой звонкий рокоток. И это было последнее, что Яков услышал. А темным буранным утром, когда мать ушла на работу, он выта­ щил из сундука фотографию отца и долго всматривался в его лицо. И уже иное увидел в нем. Хитро прищуренный глаз и второй, н а ­ смешливо расширенный, были не лихими и жаркими, а просто ворова­ тыми. И говорили они другое, чем прежде. Они ясно выговаривали: «А ну, попробуй, раскуси меня! Хе-хе-хе! Зубы обломаешь!» Хмурясь, Яков изорвал фотографию. Пригоршню твердых, глянцевитых клочков бросил в плиту. На клочках видны были то часть волос, то часть щеки, то одни губы, ухо, узел галстука. Когда Яков поджег их, из пламени глянул на него хитро прищуренный глаз. Яков захлопнул дверцу и увидел, что второй глаз насмешливо пу­ чился на него с полу возле плиты... 12 Был понедельник — актерский выходной. В театре выдавали зарплату. Едва Яков появился за кулисами, как к нему подошла, улыбаясь, Нона, попросила его купить колбасы и бананов. — Я не смогу сама. Меня Сарматов задерживает. А через час ма ­ газин закроют на обед. — Да я схожу! Я — быстро,— радостно вырвалось у Якова. Она дала ему денег, красную авоську, и он выскочил из театра. Сухой мороз щелкал свои звонкие орехи. Скверы, сады, деревья вдоль улиц заросли густым, клочковатым, как белая овчина, инеем- куржаком. Яков шел, пиная комки снега, ледышки. Давно у него не было так легко на душе. Нона поговорила с ним, дала ему поручение. Ему всегда было радостно что-нибудь делать для нее. И он готов был сделать все, что она захочет. Себе он ничего не требозал. Шагая по проспекту, стоя в очереди, он все улыбался. Вспомнив, как в автобусе он плохо думал о людях, о жизни, он принялся радостно доказывать себе: «Да нет же, нет! Люди совсем не­ плохие. Много добрых, хороших. Тот же усталый шофер, рыжая дев ­ чонка, мама, Григорий Стариченко, да и Серега Колодцев... А вот Шорников пакость. Ненавижу его. Это он хочет сбить меня с пан­ талыку». От новеньких, еще не гнутых, звонко хрустящих рублей пахло ду­ хами: они лежали у нее в сумочке. Яков бережно положил один рубль в блокнот, заменив его своим, стареньким. Продавщица сунула на весы колбасу. — Лишку. Доплачивать будем за триста граммов или отрезать будем? — Доплачу-доплачу,— воскликнул Яков и бросился к кассе.