Сибирские огни, 1966, №4
к Шорникову,— Взять того же Ляхова . Был бондарем, и вдруг что-то потащило его в театр! — Брось ты разводить свою антимонию! Дурость его потащила! — Но ведь что-то же загорелось в его душе,— не уступал Яков. — Слушай, старик! — не утерпел и Колодцев.— Если смотреть с луны — мы сияем. Нужно, старик, ощущать себя жителем солнца. А ты ощущаешь себя жителем свалки. — Ты эти всякие красивые слова крой со сцены, а не здесь! — огрызался Шорников. — Ну, брат, и паршивый же ты человек,— удивился Стариченко, выбрасывая шелуху в открытую форточку. И снова затрещал се мечками. Якову нравилось, что и характером машинист был ершистый: уви дит непорядок и сразу встает на дыбы. Все говорил прямо й глаза, по щелкивая свои неиссякаемые семечки. — А вы не прикрашивайте людей! «Ах! Ох! Мечтатели! Строители! Жители солнца!» — Лицо Шорникова покраснело, белые оспины осы пали его.— А сколько у этого «жителя» всякого мусора за душой! Смотришь — этакий добренький, чистенький. А если заглянуть в его душу? Свалка! Лопата нужна. — Ты просто какое-то ископаемое,— Стариченко усмехнулся. — Ископаемое?! — Д а бросьте вы ломать над этим голову! — заорал Колодцев. — А вот это читал? — спросил Шорников, тыкая в газету на сто ле, поводя пронзительными глазами.— Процесс в Краснодаре заварил ся. Пять фашистских холуев сцапали. Сдались немцам, стали служить в лагерях смерти. Своих же убивали, собаками травили, в кипяток бросали! — Так это совсем другое дело,— запротестовал Стариченко. Яков почувствовал, что губы его дрожат. Он прижался в углу, пу скал клубы дыма, чтобы скрыть лицо. Увидев газету, Колодцев вскочил, подался из комнаты. В открывшуюся дверь завыла сирена катера, на сцене засвистели дудки, зазвенел колокол, раздалось улюлюканье матросов и топот. Кто-то из рабочих сказал . — Адмирала поперли. Скоро перестановка декораций. Закрывшаяся дверь оборвала рев толпы. — Я к тому, что эти подонки до войны жили среди нас! — совсем разошелся Шорников.— Они были такие же, как и мы. И после войны ползали среди нас. Вот тут один... вот! Пишут, что он притаился в ти хом городке, домишко сколотил. Где-то завхозом почетные грамоты зарабатывал . Этакий тихий, смирный. Ребятишек на руках цацкал, бабу свою, небось, в губы чмокал. А им и невдомек было, что он свои ми руками истязал и душил. Вот что может быть на свалке души! От куда ты знаешь, что у меня здесь гниет? — Шорников громко посту кал себя в деревянно-сухую грудь. Лицо его стало совсем багровым, а оспины совсем белыми.— А я откуда знаю, что у тебя там? Или вот у него? — и Шорников ткнул в сторону Якова. Тот замер, боясь поднять глаза. И вдруг раздался глухой стук. Все оглянулись. Должно быть, Яков ударился затылком о стену. Сов сем белая кожа плотно обтянула его скулы, глаза были полузакрыты, бескозырка упала на пол. — Ты чего?! — воскликнул Стариченко. Он бросился к Якову, под держал его. «— Товарищи! Не надо!.. Я вас прошу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2