Сибирские огни, 1966, №4

живаясь: переставлял декорации, заправлял «шумовыми эффектами» —- устраивал выстрелы, молнию, рокот уходящего катера, шум ветра, плеск волн. Вместе с толпой молодежи носился по сцене-палубе, изображая матроса. В этой напряженной жизни он чувствовал себя почти счастливым, забывая о матери и даже об отце. Он лез в самую гущу работы, лишь бы не оставаться наедине с самим собой. Бутафор просил его помочь, и он помогал, реквизитор просил, он й ему не отказывал. И все это делал с удовольствием, с интересом. Стариченко смотрел на него ласково. Дубровин сказал, вытирая пот: — Ты у меня правая рука! В театре была суматоха. До премьеры оставалось два дня, а дел было еще по горло. Столяры и рабочие не выходили из поделочного це­ ха. Гремели молотки, ширкали рубанки: доделывались части декораций, мебель. Со сцены доносились выстрелы, топот, крики ура, музыка. В кори­ доре мелькали загримированные актеры, в распзхнутые двери видне­ лись солдаты, матросы, адмиралы. Всю напряженность, спешку, неразбериху, казалось, воплощал в се­ бе маленький, подслеповатый помреж Дубровин. Яков видел не раз, как он вылетал со сцены в коридор и галдел, хватаясь за большую лысую голову: — Хоть плачь! Хоть плачь! Галстук на боку, рубашка вылезла из брюк. Трясясь от ярости, он шипел на реквизитора: — Вы с ума сошли! Почему не повесили на «палубе» рынду? Актер в дурацком положении! Чем он будет звонить? Вашей головой о «па­ лубу»?! Яков потихоньку смеялся. А Дубровин носился по театру, следил за выходами актеров, за ре­ квизитом, командовал установкой декораций, успевал по ходу действия выстрелить доской, сыграть сценку за больного актера, дать выговор опоздавшему, мигнуть лампочкой оркестру, успевал по реплике залаять , устроить гром за кулисами, изобразить цокот копыт. Он никому не доверял, хватался за чужие дела и только создавал суету. — Хоть плачь! — потрясал он костлявыми руками. Ему казалось, что без него все пойдет прахом. Серега Колодцев рассказывал, что будто Дубровин так взвинчивал себя на спектаклях, так привыкал суетиться, кричать, ругаться и созда­ вать панику, что ночью домой не шел, а мчался. Он врывался в квар­ тиру и здесь тоже устраивал кавардак . Хоть у жены и был приготовлен ужин, он метался по комнате, по кухне, хватал кастрюли, включал плит­ ку, забыв о ней, яростно распалял примус, распластывал на ломти бу­ ханку, хотя хлеб уже был нарезан, мыл вымытые тарелки, солил посо­ ленное и так торопился, точно вот-вот откроют занавес, а у него сцена еще не приготовлена. И что будто бы громоздкая, толстая жена была вынуждена каждый раз грохать по столу кулаком и кричать: — Уймись! Не поднимай панику! Оставь свои театральные з а ­ машки!!! Раскаленный докрасна Дубровин пораженно смотрел на нее снизу вверх и медленно остывал, серел, словно покрываясь пеплом.