Сибирские огни, 1966, №4
...Гремит музыка, Диана в огромной гитаре-балконе смеется, машет рукой ликующей толпе. Перепуганный темным провалом зала , дыханием толпы, оглушенный музыкой, красками, потоками света и порывом счастья, Яков топчется среди актеров, не сводит глаз с Дианы, на всех натыкается, всем меша ет. Рука его вцепилась в ржавую шпажонку на боку. И паричок и усиш- ки на его мальчишеском лице были смешными, фальшивыми. Но он чув ствовал себя красавцем, готовым сражаться за эту сеньорину, сражаться, победить и умерёть. Когда два знатных сеньора скрестили шпаги, толпа шарахнулась в сторону. Яков, делая великолепный жест рукой, хватающейся за шпагу, тоже попятился, но налетел на какую-то ступеньку и повалился на спи ну, задрав длинные, тощие ноги. С них свалились башмаки. В зале раздался хохот. Яков, потрясенный этой нелепостью, в уж а се вскочил, схватил башмаки и побежал за кулисы. Он успел увидеть ликующую морду Шорникова. Яков хотел спрятаться от позора, нырнуть куда-нибудь в темный уголок среди декораций, но вместо разноса Дубровин прошептал: — Это у тебя здорово получилось! Закрепи находку. Слышал, как зал реагировал? — Какая тут находка,— проговорил Шорников,— в лужу, брат, сел, опозорился! — Иди к черту! Надоел! — громко сказал взбешенный Яков. На него кругом зашикали. Довольный Шорников похохатывал. Потом Яков переставлял декорации, таскал тяжелые кресла, ста туи, стучал молотком, бесшумно и уже уверенно носился по сцене, лазал по крутой железной лестнице на головокружительную высоту: спускал с решетчатых колосников над сценой «задники». Рабочие ушли в свою комнату покурить, поболтать, а он спрятался в сукнах, не сводил глаз с Ноны. Случайно повернув голову, увидел все понимающие, насмешливые глаза Шорникова. — Гм, гм,— многозначительно произнес Шорников. Яков испугался: неужели эта скотина все пронюхала? В одном месте Нона спуталась, забыла текст. Суфлер зазевался, и тогда Яков тихонько подсказал ей забытую строку. Дубровин удивился. — А я всю пьесу знаю,— сказал Яков. — Врешь? Он затащил его в комнату к рабочим. Яков, ни разу не сбившись, повторяя интонации актеров, проиграл всю первую сцену. — Дьявол! — восхитился Дубровин. — Вот, Ляхов, учись! — воскликнул Шорников,— А ты: «Идуть! Встречайте королеву!» Эх ты, Лопедевега! Иди-ка к своим бочкам! Не хорохорься! Все равно жизнь тебя ощиплет и поджарит. Яков выскользнул на сцену, между висящих сукон мельком увидел кусочек зала , и ему вдруг показалось, что в первом ряду сидит Васька Светышев. Сердце резануло, он все вспомнил и съежился. Среди шумной театральной жизни показался он себе жалким, ни кчемным со своей тайной. Ему захотелось немедленно уйти из театра... Неужели он теперь всем чужой? Неужели он теперь всех лишится? Нет, не хотел он быть одиноким. А кому откроешься? И поймут ли? Молчать! Обо всем молчать! Установили декорации последнего акта, и Стариченко отпустил ра бочих домой.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2