Сибирские огни, 1966, №4
— А ты не смейся,— ск а зал Стариченко Шорникову.— Бывают та кие минуты, что и креститься начинаешь! — Бывают ,— охотно согласился Шорников. — Во время войны я служил на сторожевом катере,— продолжал Стариченко.— Сопровождали мы раз из Одессы два корабля с женщина ми, с детьми, со стариками. Ночью плыли. И черт их знает, немцев, как они пронюхали про этот караван . Отыскали в море и разбомбили. Кораб ли пылают, в воде кишат люди. Жуть! Катер маленький. Человек десять мы выловили, больше некуда. И как-то поднесло нас к самому кораблю. А с него что-то сверзилось, хватило по нашему борту и перевернуло нас. Ночь, море, вокруг пылает, крики, все тонут. Кое-как выбрался я из это го ада и поплыл. А куда плыву — черт его знает. Где берег? Наконец обессилел. Ну, то есть ни капельки силы нет. Понял, что пришла послед няя минута. Вот она смерть! Черная вода, пучина подо мной. Уж лучше бы пуля шлепнула на земле, чем живым уходить в этакую прорву. А было мне двадцать . И не хотел я умирать. Вижу — вдали корабли пы лают. А руки уже не шевелятся. И медленно пошел я ко дну. Но вдруг ноги коснулись чего-то. Ошалел. Ни хрена не понимаю. Дно! Вода по по яс. Пригляделся : рядом плоский берег. И вот — стою и плачу в голос, и молюсь. Никогда не крестился. А тут реву, лихорадка меня бьет, вроде истерики со мной, а рука — знай одно: стукает в лоб, в живот, в плечи — крестится. Вот как бывает! Очень понравился Якову этот вздыбленный Стариченко, и веселый говорун Серега Колодцев тоже понравился. Кипучий, шумный спектакль, темный провал зала , закулисная суета опьяняли Якова. Глядя, как Нона увлеченно жила на сцене, Яков порой забывал , что видит и слышит актрису, которая только что проходила по коридору, смотрела в трюмо, поправляла прическу. Она так увлекалась, что действительно становилась графиней Д и а ной и плакала из-за того, что высокое происхождение не позволяло лю бить ей своего секретаря Теодоро. И Яков забывал , что все это видит на сцене, что перед ним красиво двигаются живописно одетые актеры, что они говорят стихами: Я за самим собой пришел: Ведь я остался возле вас, А мне уже и ехать скоро. Я умоляю вас, отдайте Мне самого себя! А на эту мольбу отвечал, полный горя, низкий, звучный голос Дианы: Так знайте: Я не отдам вам Теодоро. Я оставляю вас себе. Уйдите. Истекая кровью, Честь борется с моей любовью, А вы мешаете борьбе. Как горестно изгибались ее брови, большой рот, как легко, почти не касаясь сцены, металась она из угла в угол. Уйдите. Вас я не отдам, И не просите, не дождетесь. Вы здесь со мною остаетесь, А я, я буду с вами там.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2