Сибирские огни, 1966, №4

— А вашим словам я не верю,— пробормотал он, остервенело отбра­ сывая крышку сундука. Стоя на коленях, он вытаскивал из него, ка к и из комода, белье, на­ волочки, простыни, свои рубашки, трусы, платки. Ничего не было, никаких документов. Уже оголилось дно, застланное газетой. На нем валялись малиновые и желтые мотки ниток да голубела обложка книги с серебряными буква­ ми: «Н. В. Гоголь. Избранное». Яков открыл толстую картонную корочку, и так и сунулся головой в нафталинную духоту сундука: прямо на него смотрел отец. Гоголевских страниц не было. Мать превратила обложку в папку. Отец смотрел, хитро прищурив цыганистый, жаркий глаз и как бы спрашивал: «Ну, чего ты, брат, скис?! Выше нос!» Под фотографией лежал зеленый конверт. Яков помедлил и, бледнея, вынул из него лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул. И сразу увидел фиолетовую печать, такую яркую, что она показалась выпуклой и тяжелой, как пятак. Под ней непонятная, размашистая подпись. Кто-то сыпанул во мно­ жестве одну лишь букву «о», сцепив эти кольчики в цепочку. Письмо было отпечатано на машинке. «На Ваш запрос от 3 декабря 1946 г. о Вашем муже Алексее Федоро­ виче Порошине, служившем в рядах Советской Армии с 1942 г., сооб­ щаем. ..» Неведомый полковник из Министерства Вооруженных Сил сообщал, что рядовой А. Ф. Порошин такого-то числа пропал без вести, а потом оказался на оккупированной территории, где служил в фашистской поли­ ции, принимая самое активное участие в уничтожении советских под­ польщиков. Схваченный, во время одной операции, партизанами, он, за особую жестокость, был приговорен партизанским судом к расстрелу. Приговор приведен в исполнение... Лицо Якова горело. Внутренний жар опалял глаза , губы. Он поднялся с колен, уронил письмо в зиявшую пасть сундука и пошел из комнаты. Запнулся о гору белья и одежды, разворотил ее. Закрыть дом на ключ забыл. Небо затянуло, слегка моросило. Яков брел, чувствуя странное, мертвое спокойствие. Он все видел, все понимал, все слышал. Но ему ни до чего не было дела. Только чуть-чуть тряслись руки. «Все правда, все правда, все правда ,— тупо повторял он про себя.— Тот, кого ты любил, тот предал, и за это убили его». И все-таки не верил. Знал , что это так. И не верил! Не мог предста­ вить, как это можно изменить и стать палачом. Старался понять и не мог. И поэтому хоть умом знал, что все правда, но сердцем не мог пове­ рить. Будто это сделал совсем другой человек, а не тот, который всю жизнь являлся ему радостным, в шуршащей плащ-палатке, пахнущий новым солдатским ремнем. Его друг, его отец! Яков вдруг встрепенулся. 1 Да , конечно, этот, который ему представлялся, не мог изменить. И он не изменял. Это изменил другой, которого Яков.не знал. Но которого сегодня смутно ощутил в ворохе бумаг из шкатулки. Значит, он, Яков, просто придумал «своего» отца. И этот, придуман­ ный, не мог изменить. А подлинного отца он и не знал. Этот, подлинный, и мог предать... Теперь незачем кричать, плакать, добиваться, искать, спорить. Все