Сибирские огни, 1966, №4
И вдруг ему стало стыдно, точно не отец, а он сам совершил под лость. Перед ним ожил отец. Молодой, радостный, стремительный. Шур шала плащ-палатка . Н а груди автомат. На голове пилотка. От него пах нет брезентом и новым солдатским ремнем. Плясун, певец, воин. «Тетка-старуха сболтнула, а я уже и поверил! А вдруг они что-то напутали? Или я что-то не понял? Пусть докажут! Пусть докажут! Чем они докажут? Каким-нибудь письмом Иванова-Петрова. Не поверю! Должны быть какие-то документы! Я должен узнать всю правду. А мо жет быть, отец оклеветан чьим-нибудь письмом? А может быть, нужно спасать его честь, его имя?» И снова перед глазами встал образ отца в плащ-палатке . И снова запахло от него брезентом и солдатским ремнем. Яков вскочил с лодки. По крутой скрипучей лестнице, со скамейка ми на площадках , стал подниматься на берег к воротам с надписью: «До бро пожаловать!» Здесь в лесу был Дом отдыха. Якову показалось, что идет он медленно, и он побежал по ступенькам, словно для отца была дорога к аж д а я секунда. Яков д аже не оглянулся с высоты берега на острова, на простор Оби, взрытый волнами. Сутулый, втянув голову в плечи, он ринулся в глубь леса, понесся к шоссе, где останавливался автобус... Мать была уже в зоопарке. Ключ, как всегда, л еж а л в сарае на поленнице. Яков бесшумно переступил порог. З а много лет ноги вышаркали на пороге ложбинку. В кухне пахло укропом. Стоял мешок огурцов и добела вымытая кадка для засолки. От протопленной плиты струилось тепло. На сково роде лежали котлеты. В этом доме, где слышно было рычание льва, он родился, жил, рос. Здесь ему было хорошо, радостно, здесь у него прошли славные годы с матерью. Здесь его книги, кровать. Здесь он впервые подумал о своем пароходе и не спал тогда целую ночь. И этот же дом теперь был связан со страшным и гадким: с отцом и с гризли в новом костюме. < Яков растерянно остановился среди комнаты на полосатом поло вичке. Ему почудилось бряканье калитки. Бросился к окну с занавеской на шпагатине и с желтыми помидорами на подоконнике. Никого. На пустом дворе чернела цыганка-черемуха в редких лохмотьях багровой листвы да ветер качал бельевую веревку, натянутую от забора к забору. Яков подошел к большой дедовой шкатулке из орехового дерева. В ней мать хранила документы. Опрокинув шкатулку на стол, он вывалил груду бумаг. Торопливо начал просматривать листки. Но все это были квитанции по оплате на лога за строение и земельной ренты, за электричество и за воду, стра ховые свидетельства, свидетельства о смерти деда и бабушки Якова. Бабушкин поминальник — книжечка, обтянутая черным бархатом с вы шитым золотым крестиком. Она была закапана воском от свечей. Яков увидел в ней имена Парасковеи, Иакинфа , Секлетеи, Феоны, которых нужно было поминать в церкви «о здравии», и диковинные имена тех, о которых поп возглашал «упокой господи душу раба твоего». Из груды справок, извещений, рецептов по засолке грибов торчал медный позеле невший крест с распятым Христом. Красные, синие, белые документы выцвели, края их залохмати- лись. Просмотрев, Яков бросал их обратно в шкатулку. Мелькали штам пы, печати, росписи, цифры, гербовые марки. Попадались старинные 2 Сибирские огни № 4 17
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2