Сибирские огни, 1966, №4

ходит через все произведение. В этом об­ разе видишь и «настоящее» море, неутоми­ мо набегающие на берег валы волн, и Ро­ дину, и народ. Огромный по размаху образ моря нужен поэту, чтобы подчеркнуть ве­ личие судьбы народной — если «в капельке одной, бывает, море отразится», то «моря глубина не очень в каплях-то видна». Судьба страны, говорит поэт, шире, глубже, величественней любой личной судь­ бы, но, вместе с тем, «сердца моего глуби­ ны вбирают моря глубину». Так рождается тема нерасторжимости личной судьбы с судьбами народа, тема ответственности каждого за общее дело: «как за себя, за все поступки родного моря отвечать». Для автора человек очень значителен — нельзя видеть в людях «капли, винтики, песчинки, а не живые существа». Как поэтическая формула, выряжающая этот взгляд, воспринимаются строки: Что капелька? Ей дела мало, куда несет ее волна. Когда б хоть что-то понимала — была б не капелькой она. Непримирим поэт к тем, кто — в боль­ шом или в малом — пытается спрятать свои корыстные устремления за фасадом «высо­ ких» слов: ведь тот, кто не считается «с малым горем, не посчитается и с морем». Для таких собственное «я» дороже всего на свете, такие могут предать и «море» — народ. Гражданская позиция автора определя­ ется его признанием: Не капля в море. Не росинка, Я человек, Я твой, Россия!.. Отсюда —- глубокое уважение к тем, кто сквозь самые тяжелые испытания про­ нес достоинство советского человека «и просто каплей быть не мог», кто всегда ве­ рил в торжество справедливости. Выразить самыми точными словами ве­ личие Родины — вот к чему стремится поэт. Он боится фальшивой, неверной строки —- особенно перед лицом нашего времени: Не один я, время за меня. Как поэт взыскующий и строгий — времечко идет не за пенять, а вычеркивать плохие стооки. И, конечно, как не мечтать о том часе, «ког­ да на суд людской принесешь ты строчку золотую!» Веришь искренности поэта, ког­ да он заявляет: Чужой успех — он мой успех. Пусть обо мне забудут вскоре,— Не для себя ищу — для всех Лицо твое, родное море. Конечно, ни одному поэту не дано вы­ разить все, связанное с Родиной, с наро­ дом. Но сделать то, что в его силах,— долг каждого; поэма А. Кухно — еще один шаг, пусть небольшой, но уверенный шаг к этой высокой цели. Я был бы неискренним, сказав, что в мир поэзии Александр Кухно пришел легко и свободно. Его стихи не из тех, что, про­ читав, сразу воскликнешь: «Ах, как мило, как оригинально!» — а через день забудешь. В эти стихи вникаешь не с налета, они з а ­ ставляют передумать и перечувствовать многое, но зато надолго остаются с тобой. Где-то не соглашаешься с излишней, на мой взгляд, усложненностью образного строя, какие-то ассоциации автора кажутся очень субъективными, но, дочитывая по­ следнюю строку сборника «Ранимость», проникаешься уверенностью: в обширной стране русской советской поэзии отчетливо слышен негромкий, но чистый голос моло­ дого поэта, своей втооой книгой заявившего о праве говорить с большим нашим чита­ телем. Ю. Б л а н к ЧЕЛОВЕК И ЛЮБОВЬ П етр Проскурин выпустил недавно но­ вую книгу рассказов «Любовь челове­ ческая».1 Заголовок книги не случаен: в к аж ­ дом из рассказов сборника так или иначе повествуется о любви. Проскурин пишет о тех, кто любит родную землю, о любви к своему делу, к товарищам, друзьям, близ­ ким, о влюбленных мужчинах, любящих женщинах... И что самое главное — многие рассказы сборника проникнуты любовью автора к людям, о которых он пишет. Интересная манера у Проскурина-рас- сказчика. Давно происходит действие или речь идет о наших днях, рассказывает ав ­ тор или повествование ведется от первого ица — почти во всех случаях писатель ользуется глаголами настоящего времени. Это, конечно, не ново. Но в лучших расска­ зах Проскурина такой прием настолько ор­ ганичен, что, читая их, зримо ощущаешь все происходящее, словно сидишь в киноза­ ле. «Кинематографичное™» рассказов спо­ собствуют и своеобразная интонация, и ди­ намичность, и пристальное внимание автора к движениям, жестам, деталям. Распро­ странены у него и так называемые внутрен­ ние монологи. Писатель стремится до пре­ дела обнажить перед читателем духовный мир своих героев. Правда, иногда это при­ водит к нежелательному: герои, выплески­ вающие на страницы рассказа все свои мыс­ ли без остатка, почему-то кажутся несколь­ ко ограниченными. Ведь запротоколировать все, что думает сложный, интересный че­ ловек, вряд ли возможно. К тому же такой протокол сковывает воображение читателя. Четырнадцать рассказов сборника далеко 1 П е т р П р о с к у р и н . Любовь человече­ ская.. М., «Молодая гвардия», 1965,