Сибирские огни, 1966, №4

— Да ты обожди, обожди... еще выскажешься! Еще не знаешь, какой оборот бу­ дет и што из энтого получится. А получится то, што хоша и наше семейство кое в ка­ ком достатке, но мы чертомелим, прости ты меня, господи, почести круглый год, аж пу­ пок трещит. А если кто захворает? То в хозяйстве донельзя слабнем. Снохи работают, а они на сносях, значит, здоровье подрывают, и такая пойдет «Содома и Гомора», что кобелем взвоешь. Значит, тоже тяжко, хучь я и середняк — хлебопашец и смолокур при этом... Нет, менять надо эту жизню,— решительно заявил он,— меня утресь Глафира агитировала идти в колхоз, а я, может, себя сам давно сагитировал. Д а все чего-то ждал, выглядал, как суслик, отстранялся от данного моменту... Хватит, надо бедняку и середняку соединяться, как записано в нашей газете. Смолокур повернулся к президиуму и с дрожью в голосе, как клятву, произнес: — И я, как сознательный, поддерживаю и подписуюсь под этими словами. Всту­ паю в колхоз, вот мое середняцкое заявление! Голос Прохорыча прервался, на глазах появились слезы, побежали по морщини­ стой щеке в бороду. Его рука, протянутая к президиуму с листком из ученической тет­ ради, ходила ходуном. Никто не ожидал такого оборота. Женщины опустили головы, уголками головных платков вытирали глаза, мужики кряхтели, вынимали кисеты с табаком. В президиуме все встали. Кудрин взял у Прохорыча заявление, пожал руку. •— Спасибо тебе, отец! А Зеленцов, подняв удивленно брови, сказал тихо, не обращаясь ни к кому: — Вот и угадай человека!.. Глафира раскраснелась, глаза сияли, губы ее шевелились. Наверное, сочиняла для Прохорыча задушевную частушку. Маломощный середняк Сергей Пастухов, сидевший на второй скамье, не раз под­ нимал руку, потом снова опускал ее. А сейчас решительно встал с поднятой рукой и не опустил, пока ему не дали слова. — Товарищи и сограждане! Севодня, на всеобчем собрании и для нас торжествен­ ный момент. Вот над сценой висить плакат: «На основе сплошной коллективизации лик­ видируем кулачество, как класс!» Хорошо, ликвидируем его. Но вот Прохорыч сказал: «разнокалиберная массыя». А почему он это сказал? А потому, што взять, к примеру, Никиту Телкина, войдет в колхоз такой самогонщик, обеспечит этим продухтом всю артель!.. Все всхохотнули. — А Иван Безродных у него самогонку скупает и продает скрытно да на базаре спекулирует... А мой сосед, Петрован Брынзя, погрузился в запой, и ему чергяки ме­ рещатся... А Семкин Петьша с бабами греховодничает, как Махмет турецкий... А на четвертом участке баптистский поп объявился, смуту разводит против Советской вла­ сти, против коллективизации... Так што мы делать будем с ними при сплошной-то кол­ лективизации, дорогие сограждане? Куда их определим? Собрание зашумело, раздались негодующие возгласы: «Напраслина!» Пастухов поднял руку и невозмутимо: — Не шебутитя, не шебутитя! Эту «братию» надо упредить: бросите вредные де­ л а — оставайтесь с нами, если нет, то применять к ним строгие меры по всей револю­ ционной законности. Зеленцов заверил, поднимаясь за столом: — Обязательно упредим. Кто к новой жизни пойдет — милости просим, пожа­ луйста! Кто к старому потянет да козни будет строить противу Советской власти, то не- взыщите, по всей законной строгости ответите,— И председатель сел, добавив: — В за­ куток и на высылку! Кудрин что-то записал на странице газеты карандашом и тихо сказал Зеленцову: — Зачем накаляете?.. Спокойнее... — Чего? — переспросил председатель, но Алексей Павлович только кивнул го­ ловой на собрание. Зеленцов поощрительно улыбнулся Пастухову и сказал: — Продолжайте! \