Сибирские огни, 1966, №4

ходу семячки, шли на сельское собрание, как на праздник. Некоторые крестьяне, упра­ вившись по хозяйству, пришли в клуб к 11 часам и теперь, разбившись на группки, нещадно дымили самосадом, разговаривали. Особенный интерес вызвала весть о най­ денном под полом сельсовета хлебе. Сочинялись всякие были и небылицы. Вспомина­ лись и другие случаи захоронения хлеба. Я, договорившись с Кудриным, вышел из сельсовета пораньше, чтобы побеседо­ вать с крестьянами в «неофициальной обстановке». Здесь, наряду с байками и шутка­ ми, можно было услышать и острые разговоры о жизни. Я подошел к группе, сгрудившейся вокруг Андрея Пчелинцева. Он рассказывал: — Так вот, братцы! Приходит этот самый Михаил Гвоздев с гражданского фрон­ ту домой и сразу в передний угол. «Че, грит, за нагромождение? Почему, как в церк­ ви, иконостас исделали? Большо-о-о-й штат развели святых угодников, смотрю я- Со­ кратить немедля! Оставить эвон того старичка седенького для домовитости». — Ну и как? Сократили? — Об чем речь! Мужики, посмеиваясь, стали крутить цигарки. Подошел Иван Безродных — лет сорока, кудлатый, с хитрыми лисьими глазами, мужик въедливый и колючий, особенно на собраниях. Числится в маломощных середняках и временами на базарах приторговы­ вает. Своим односельчанам скрыто продает и отпускает в долг самогонку, а посему многие из них прикрывают его темные делишки. — Здорово живете, с воскресной середой! — произнес он кудреватое приветствие. — Здорово живешь! — ответили вразнобой мужики. — Где Пчелинцев, там и байка,— улыбаясь заговорил Безродный, привычно бе­ ря из рук одного крестьянина кисет с табаком,— иду и слухаю — ржуть. Со спины и не признал Пчелинцева, да и разодет-то ноне он, как на пасху, в новой лопотине. Пчелинцев, прищуривая левый глаз от едкого дыма своей цигарки, правым окинул Безродного с головы до ног. Затем вынул цигарку изо рта, смачно сплюнул и сказал с иронией: — Для кого как, а для меня, може, будя и праздничек. Для тебя — не знаю. Гля- ну-гляну, и чего ты прибедняешься? Деньжонки в твоем гомонке водятся, и не малые, а одежонку, как на собрание идешь, надеваешь самую, что ни на есть, рваную. Смот­ рите, уполномоченные, как маломощный середняк мается. Безродный деланно захихикал, приговаривая: — И...ить скажет. — Может, мужики, пойдем? Гляньте, как в клуб люди пошли густо,— предложил кто-то из группы, окружившей Пчелинцева. — И то правда, надо занять скамейку, а не то настоишься. В клубе было шумно. Слышались деловые разговоры, горячие споры, шутки, смех. Один дед, глядя на развешенные плакаты, читал вслух по складам: — Да...а...ешь...п... Я ...ЯЯ ...ТИ ...И ... — Тьфу, ты!— сплюнула сердито старуха, сидящая рядом.—Зачиталси! Ликбезник! На передней скамье сидели женщины. Одна из них, глядя на сцену, стала громко и сладко зевать, но в это время завклубом вышел с керосиновой лампой «Чудо» и по­ ставил ее на стол президиума. Женщины загоношились: — Неужто опять до потемок страждаться будем?! В двери клуба ворвались частушки. Ой, скажи мне, милочка, Где моя тропиночка? А тропинку замела З л а я вьюга — падера . — Глафира концерт задает,— засмеялись в толпе. Я прошел за сцену, в небольшую комнатку, чтобы не попадаться на глаза Гла­ фире: еще брякнет частушку про меня, да при всем честном народе, не будешь знать, куда деться. Складывать она умела быстро и в любой обстановке. За последний месяц что-то