Сибирские огни, 1966, №4

— Да ты суть давай: что парень рассказал? — перебил его Кудрин. — Заползли туда,— Проня понизил голос до шепота,— а там весь подвал забит мешками с зерном. Вот в чем суть. Откеда зерно? Чей хлеб? Я утресь хотел к вам бежать, а подбежал к сельсовету, тут чистка зачалась по сугробным делам, встрял и я на подмогу, да и думка была — проверить. Глянул с поверхности — все так, но внутрь не лазил, ведь надо по закону. — Так, та-а-ак,— задумчиво протянул Кудрин, потирая бритую щеку.— А пред­ седателю об этом сказал? — Нет еще. — Пошли к председателю! — И только Кудрин взялся за скобу двери, как Проня порывисто остановил: — Обожди малость. Тут еще не вся история. — А что еще? — Когда ребятенки обратно вылезли на сугроб да стали промеж себя совещать­ ся, на ту пору подходит к ним Спиридон Михайлов, член сельсовета, и строго так окли­ кает: «Чего, пострелята, здесь делаете? Чего допоздна возитесь и шарашитесь?» А ре­ бята отвечают, что в войну играют, а он: «Марш по домам!» Ребят как ветром с сугро­ ба сдуло, а Васька возьми и выгляни из-за сельсовету и видит: стоит Спиридон, голову опустил и што-то думает. Постоял, постоял и возвернулся назад, к себе, значит, до­ мой. У меня думка: нашему бывшему церковному старосте и мироеду-кулаку, которого выслали из нашего села, как вредный класс, Михайлов Спиридон кумом приходился. Соображаете? Уж не его ли хлеб припрятан, а? Нечиста сила! Кудрину и мне, прожившим в этом селе четыре месяца и открывшим с помощью бедноты, батраков села много тайников с запрятанным хлебом, стало не по себе. Ни­ кому и в голову ведь не приходило заглянуть в подвал сельсовета. Кудрин круто повернулся к двери: — Пошли к председателю! Мы вошли в пустую прихожую, где лишь маячили перед глазами все те же уз- пие скамейки, деревянный столик с одиноким пузырьком-чернильницей да цинковый бак с железной кружкой на цепочке. За дверью комнаты председателя раздавались голоса. Мы открыли двери. Зеленцов сидел в расстегнутом полушубке. Рукавицы и шапка ле­ жали на столе. Перед столом, на табурете, сидела старуха, а рядом стояла молодая женщина, которая глянула на нас с безразличием. — О чем разговор? — поинтересовался Кудрин, подходя к столу председателя и внимательно оглядывая женщин. — Вот тут какое дело,— сказал озабоченно председатель и поскреб пальцами на­ морщенный лоб.— Вы помните, что бывший церковный староста, матерущий кулак, был взятый ГПУ под стражу, как саботажник хлебозаготовок и подстрекатель супротив коллективизации и Советской власти? Ладно. Взяли его, ликвидировали, как уходящий класс, изъяли у него все хозяйство и имущество... — Но при чем здесь эти гражданки? — перебил Кудрин. — А при том! И Зеленцов рассказал: когда увозили старосту, хотели взять и его жену-старуху, но, посоветовавшись с активом села, оставили ее: старуха всегда хорошо относилась к односельчанам, помогала чем могла, за что староста бил ее, выгонял из дома. Теперь старуха живет у середняка, Степана Затеевского, который по заданию сельсовета работает на лесозаготовках. Женщины остались одни дома. Старостиха тя­ жело больна и просит привезти фельдшера из соседнего села, а привезти не на чем. Женшины обращались к соседям, чтобы дали лошадь, но те из-за боязни, как бы чего не вышло, отказались помочь. А теперь пришли мать и жена Затеевского просить по­ мощи у сельсовета. Пришли, не думая, что просят помочь жене классового врага. ^ — Ясно. Не так все это просто. В этом есть свои особенности и причины. Но... пожалуй... нужно...— рассуждал вслух Кудрин, глядя поверх женщин в окно, в чистое морозное небо,— Нужно сделать так! — окончательно решая, твердо сказал Алексей Павлович.— Вези, председатель, фельдшера.