Сибирские огни, 1966, №4
иаружили, что сдвинулась'с места поддер живающая катализатор «тарелка». После этого, уже без всяких происшествий, колон на была водружена на свой пьедестал, нишу замуровали, включили обогрев, пустили на сосы — словом, промышленная установка по гидрированию кашалотового жира нача ла второй сеанс. С каким трепетом, с какой надеждой ждали результатов анализа первой пробы! И каким было разочарование: хоть сейчас уже и нельзя было назвать готовый продукт ■браком, однако и на трибуну с ним выхо дить тоже еще оснований не было. Когда лужица вырастает до размеров моря, она перестает быть лужицей. У себя в лаборатории они просматривали свои «лу жицы» до самого дна, чуть какое замутне- ние — сразу точный диагноз, а значит, и вполне определенная новая отправная точка для поисков. А попробуй проникнуть взором в глубины «моря», с достоверностью установить, что в данную конкретную мину ту происходит в утробе этой шестиэтажной стервы, что ей не по нутру, какие еще де ликатесы подать к ее столу!.. Печка, от которой надо танцевать,— свойства катализатора, именно он опреде ляет суть процесса. Известно, что реакция протекает в поверхностном слое катализа тора, и чтобы увеличить площадь этого.слоя, меры уже приняты: они размельчили таб летки, раздробили их. Раздробили... А инте ресно, как сквозь массу этих раздроблен ных кусочков самой разнообразной формы и размеров продираются кашалотовый жир и водород? Каково им натыкаться на все эти осколки, выискивая между ними щелоч ки для прохода? Не проще ли, не легче ли им продвигаться по утробе колонны, когда поверхность частиц катализатора — округ лая, обтекаемая? И потом — этот самый поверхностный слой, который только и ynacTByef в реак ции. Нельзя ли сделать его более актив ным, более, что ли, доступным для взаимо действующих с ним веществ? Таблетки, с которыми они, химики, привыкли иметь де ло, прессуются род давлением в несколько десятков тысяч атмосфер и получаются чрезвычайно плотными. Раздробив их те перь, химики уменьшили размеры, но от нюдь не убавили плотность. А зачем она нужна, такая плотность, или даже, лучше сказать, сверхплотность? Боялись, что в ■колонне, где чрезвычайно высокое давление, таблетки станут крошиться, но, кажется, пе рестраховались настолько, что изгнали из поверхностного слоя всю пористость, а ведь именно пористость и могла бы увеличить доступность катализатора для жидкостей и газов... Так родилось решение не прессовать ка тализатор, а продавливать сквозь фильеры, как продавливается в виде этаких червяч ков фарш на мясорубке. Продавливать, а потом разрезать эти червячки на дольки. Они будут и не такими крупными, как таб летки, и обтекаемыми, и достаточно пори стыми — в общем, всех, что называется, мер. Его так и окрестили, этот новый катали затор,— червячковый. Заполнили им колон ну, «дали звонок» на третий сеанс и вскоре к общей радости убедились: решение най дено правильное, злосчастный атом кисло рода таки взят на абордаж. Катализатор оказался настолько актив ным, что нормальное течение процесса на-, чалось уже при температуре, которая была ниже предусмотренной на целых пятнадцать градусов. При этом число омыления соот ветствовало требованиям технологии, а со держание углеводородов в полученных спиртах едва превышало два процента. Отлично! Прямо-таки отлично! Это было ровно неделю назад. Во втор ник. В одиннадцать часов вечера во втор ник. И тогда он поздравил себя в душе с окончанием похода за кашалотами. Поздра вил пока себя, поздравил прямо там, в цехе, но только себя, остальных ему хоте лось поздравить в торжественной обстанов ке — с речами, с цветами и с шампанским. Они это заслужили. А в среду, в одиннадцать утра в среду, число омыления вдруг поползло вверх, и это было первым сигналом о каких-то нару шениях в «пищеварении» колонны. Тревоги большой этот сигнал не вызвал, но от по здравлений Оречкин решил все же до поры воздержаться. Чтобы сбить число омыления, стали по вышать температуру. И тут начал расти про цент углеводородов в готовых спиртах. Тогда придержали подогрев, но это опять повело к росту числа омыления. Снова по высили температуру и сбили число омыле ния, но сразу обнаружилась прибавка в спиртах углеводородов. Третий сеанс проте кал так, что все время хотелось крик нуть, как в кинотеатре кричат порой ме ханику: — Эй, сапожник, рамку!.. Так продолжалось и в четверг, и в пят ницу, и в последующие дни, но опять-таки не вызывало особенно большой тревоги: все верилось, что вот-вот наладится, вот-вот не ведомый механик соизволит дать требуемую «рамку». И только когда прошедшей ночью Шепотько сообщил, что содержание угле водородов подскочило уже до восьми про центов, Оречкин по-настоящему осознал всю опасность ситуации... — О чем задумались, Даниил Борисо вич? A-а, Нина... О чем он еще может думать сейчас, кроме того растреклятого атома, кро ме загадки, которую загадала им уста новка? — Ну, как там,— спросил вместо отве та Оречкин,— все то же? — Все то же... Они пошли вдоль рельсовой колеи, пред назначенной для крана, по направлению к корпусу центральной лаборатории. Нина была бледна, под стеклами очков вокруг глаз легли темные полукружья. Оречкин, шагая, искоса поглядывал на нее, не зная.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2