Сибирские огни, 1966, №4
— Фарватер замкнется,— уверенно сказал Леша .— Кровь из носуЕ А снимать — твоя забота; ты начальник, ты и пекись. Тут же в конторе я рассказал об этом разговоре Ларисе. — Ему всегда больше всех нужно,— тихо сказала она. В ее словах был упрек и мне: я-то здесь, в конторе, а Леша.. . Вот я упомянул о конторе. Она заслуживает нескольких слов. Толь ко не как учреждение, а как дом. Дом стоял на краю поселка — приземистый, длинный, почернелый от времени. В мрачную минуту жизни задумал его безымянный архи тектор. По всей длине дом делился на множество одинаковых, в одно окно, комнат без единого коридора. Кто-то еще до нас остроумно про звал этот дом «повестью без предисловия»: толкнувшись в любую дверь, , вы сразу могли окунуться в жизнь его обитателей. Единственным до стоинством дома были густые молоденькие елочки, тесно толпившиеся у самых его дверей- под Новый год можно было, не надевая шубы, сру бить любую на выбор, не успев при этом обморозить пальцы. Увы, Но вый год случается раз в двенадцать месяцев, а в остальное время при ходилось терпеть массу неудобств, из которых холод был не самым большим. Первое, что я сделал, получив этот дом во временное пользование для отряда,— на свой страх и риск заставил прорубить двери в трех смежных комнатах, служивших собственно конторой. В самой дальней от входа стоял Ларисин стол,— там она работала, стараясь не слишком греметь арифмометром. В двух других мы обрабатывали планшеты. Жили мы тоже в трех соседних комнатах: я, потом Лариса , потом Белосельский. Стенки между комнатами были тонкие, в два слоя ф а неры, все шумы прослушивались из конца в конец. Однажды вечером,— только что выпал первый снег, и в подсвечен ной им темноте по всему поселку радостно передаивались ездовые со баки,— я зашел в контору, чтобы взять из сейфа бланк для денежной ведомости. В конторе дальнее от входа окно ярко светилось,— навер ное, там работала Лариса , она часто задерживалась по вечерам. Чтобы не помешать ей, я постарался войти как можно тише,— благо сейф стоял в первой комнате. Осторожно прикрыв за собой дверь, я полез уже в карман за ключом, как вдруг услышал разговор в дальней ком нате. — Практика? . .— Я узнал рассудительный голос Белосельского.— Поверьте мне: лучшая практика — это раз в неделю заглядывать с про фессором в винный погребок на углу Невского и Гоголя. Почему я поехал на Север?. . Знаете: впереди жизнь, ее нужно строить, а для на чала необходим кусочек биографии. Что-то вроде маленького кристал лика: опусти его в банку с раствором, и постепенно он вырастет в боль шой кристалл — прозрачный, с идеально ровными гранями.. . Выйти я постарался еще тише, чем вошел,— бог с ней, с ведо мостью. «Вот,— просто и трезво подумалось мне.— Это уже настоящий Бе лосельский». Не скрою, на душе у меня' стало легче, будто в ней про рвался давно и мучительно зревший нарыв. Мне вдруг вспомнилось, как, аттестуя Белосельского, я собственной рукой написал: «честен». А что? Разве он кривит душой? Если бы наши разговоры с ним шли дальше деловых вопросов, возможно он и мне высказал бы эту теорию «кристаллика»? Наверняка бы высказал. И перед Ларисой он не ри суется. Нет, он просто и открыто высказывает ей свои мысли. Открыто высказывать свои мысли — этого достаточно, чтобы быть честным? Или дело в самих мыслях?..
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2