Сибирские огни, 1966, №4
— Не мог,— согласился Леша .— Стасу за день и так досталось: три раза в наледь садились. — А самому не досталось? — «Самому!» — огрызнулся Леша .— Ну, самому. Вездеход не т ак си! Ну и отвяжись! Давай , давай, Боря, рассказывай,— подгонял он Б е лосельского.— Как Ленинград, как наша Охта? Что в институте? «Плюс либо минус» уломал докторскую? — Вы говорите о математике Семенове? — спросил Белосель ский.— Д а , он защитил докторскую диссертацию. — А «Сухарь», а «Маленький Мук в больших галошах»? Ух, черт, в обед сто лет!.. Белосельский отвечал холодно и немногословно, будто заполнял скучную анкету. А Леша все порывался выпить свой спирт, но всякий раз, поднося стакан к губам, ставил его обратно на стол, и все спраши- зал , спрашивал. .. Я досадовал на Лешу, и к досаде моей примешивалось что-то вро де ревности: уж так он был рад этой встрече. Ну хорошо: однокашники, здоровая, открытая Лешина душа, свежий человек, наконец,— все это я понимал, но чтобы уж так горячо... — Леша ,— опять вмешался я.— Ты позавчера выговор радисту пе редал по связи. Что там у вас? — Хо-оо! — рассмеялся Леша ,— Понимаешь: вхожу в палатку, а Васенька наш лежит преспокойно на раскладушке, правая нога бо сая, и он пяткой садит по ключу «Это что,— говорю,— за фокусы?» Смутился, мерзавец. «Ногой,— говорит,— учусь работать».— «И что, по скольку знаков идет?» — «По двадцать восемь в минуту».— «Посмот рим,— говорю.— Давай , стучи: Начальнику отряда точка. За небрежное отношение к технике радисту Петряеву объявлен строгий выговор точ ка». До слез обиделся. Вечером подходит, говорит: «Руки обморожу — что делать будем?» Резонно, а? Ты эту радиограмму того, к нулю... История с выговором развеселила всех. Мы дружно посмеялись. Леша тем временем выпил свой спирт. Аппетитно жуя, он повернулся насмешливым лицом к повару Веньке: тот сидел у печки на деревянном обрубке, в одной руке у него была газета, другой он брал из ящика макароны и бросал их в кастрюлю с кипятком. — Венечка, здорово, дорогой! — Все замолкли, ожидая: Венька, любивший нагнать на себя важности, был постоянным объектом для Лешиных шуток.— Как здоровье, Венечка, малокровие не мучит? — Хотя бы,— мрачно отозвался Венька. — Ты, гляжу, совсем как Цезарь: и газета и макароны — все сразу, — Хотя бы. — Только, знаешь, Цезарь ведь очень умным был. — Хотя бы. — Алексей Иванович,— сказал вдруг Белосельский.— Вы обижае те человека. Вспыхнувший было смех оборвался. — Я? — удивился Леша .— Что ты, помилуй, какая обида, шут ка ведь. — Шутки,— наставительно сказал Белосельский,— лежат в опреде ленном диапазоне , где-то между серьезными словами и оскорблением. Стоит чуть перейти границу... — Ну-у, брат! — перебил его Леша ,— Это уже философия. «Глубо кая философия на мелком месте» — кажется, так говорил Маяковский. Не наоборот, Веня? — Хотя бы...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2