Сибирские огни, 1966, №3
— Да я что?.. Мне — абы хлебушко. Свой ли, дядин ли... Сделаю, — То-то... Помалкивай знай!.. Покличь Маньку. Вошедшей в кухню зареванной девке Иннокентий Харлампиевич ласково сказал: — Я так думаю, что тебе, Маиюня, теперича одна дорога...— в кам- самол. Манюня опешила. И Дормидонт Севастьяныч возмутился: — Ты чо баишь-то, Накентий Харлампыч? Испоганить девку? Ни в жисть, не допущу!.. — Остынь! Дело говорю. Ей теперича защитник нужен. А кто за щитник? Никто, как камсамалисты. Для их деготь— пустое, так, хмарь на ясном небе. А они теперича большую силу берут... Манька молчала. Собственно, предложение Иннокентия Харлампи евича было ей по душе. В комсомоле весело и таинственно: собираются, спорят о таких запрещенных вещах, как бог и сатана, песни поют, теат ры представляют. Верка Рожкова — брошенка рассказывала подруж кам: комсомольцы из городу костюмов понавезли всяких разных... бо гато живут! А заправилой у них Федюнька Дроздов, о ком ославленная девка давно вздыхала... Ох, Федюнечка-дролечка, разыскал бы ты Манькина обидчика да наказал примерно. У тебя и власть и при писто лете ходишь. Покосилась девка на отца и выпалила: — Я, дядя Накентий, не против... Как батяня скажет. Но Манькин отец снова вскипел: — На кой мне ляд касамол ихний?! Одна шайка-лейка: грабители, сатаны! У меня гумага есть от фершала Игнатия Лазаревича — девка- от, Маньша! Чистая, непорочная девка... неси, дочка, свою гумагу! Но Седых остановил его: — Не надо... Хороший человек хорошему человеку и без гумаги ве рит. Гумага та мне без надобности. А вот што другие-то скажут, Дорми донт Селезнев?.. К примеру — сваты энту гумагу в резонт нипочем не возьмут. Знают все: у того пьяницы, фершала Игнашки, за полведра первачу каку хошь гумагу можно выправить. Он и мне сочинит гумагу, что я не я, а святой Сергей Радонежский. Говорю тебе: сейчас Манечке твоей не гумага нужна, а защита. И первый защитник «униженных и скорбящих» — нонеча камсамол. А вообче — дело ваше. Прощевайте... Про хлеб не забудь мои слова... Иннокентий Харлампиевич взялся за шапку, но Селезнев вдруг за суетился: — Ты обожди, посиди, сичас мы с тобой медку пригубим, погу торим, покалякаем... Ты — мне, я — тебе... Ан, глядишь и выйдет у нас какое решение. Погости малость. Таки дела в один минут не делаются... Сичас, сичас... Маньша! Маньша! Куды ее опеть лешак унес?!. — Не егози! — поморщился Седых.— Судачить да меды распивать мне нонче недосуг. Забот— по горло... Напоследок только скажу: кто тебе совет давал в колчаковску дружину не записываться? Кто упреж дал, что Колчаку вот-вот перемена, карачун? Ну, кто? — Ты, сват,— почесывая затылок, ответил Селезнев,— ты... — И что ж вышло, не по-моему? Селезнев обескураженно молчал. — А. кто тебе присоветовал хлеб на заимку увезти, как вышел Кол чаку карачун и совецки воцарились? — Обратно ты... — То-то! Это ладно, что ты памятливый. Однако прощевай, госте-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2