Сибирские огни, 1966, №3

ходить в свою противополЬжность: прямо­ та — в грубость, воля — в жестокость, са­ мостоятельность — в самовластие, целе­ устремленность — в беспощадность. Жесток, беспощаден Трубников в рав­ ной мере и к другим, и к себе. Он сам не заблуждается на свой счет: «Я человек жестокий». 1 Некоторые рецензенты, ■ преисполнен­ ные доброжелательства к Трубникову, счи­ тали такое признание вроде бы кокетст­ вом: разве ж то жестокость, он все ведь для людей?.. Но уж чего в Трубникове нет, так это кокетства, и в адвокатах он не нуждается, не из таких. Он нуждается в понимании, если пользоваться научной терминологией, в расшифровке информации, которую несет. Трубников, конечно, груб, жесток, по­ рой беспощаден. Столько лет не видел Семена, не знает, что у него, как, а едва пришел, глянул на Семеновых детишек, подозрительно прищу­ рился: «Все свои? Фрицовых подарков не­ ту?» И тут же, не доверяя калоевым, учи­ нил Семену допрос — как при немцах себя вел? Ханжествовать ни к чему. Каждому не безразлично, кто приходится отцом пле­ мяшей, с кем брат в войну якшался. Но не обязательно сразу за глотку хватать, едва с братом к столу сев, превращаться в сле­ дователя. Да и спрашивают по-разному — иным вопросом можно до крови рубануть... Однако Трубникову не до подобных «тон­ костей». Он — человек бесхитростный и де­ ловой, ему вынь да положь первозданную правду. Ему положь, и он выложит. Егор режет колхозникам правду-матку, ни перед чем не останавливаясь, слова не подыски­ вая. А под горячую руку запустит 'такую руладу, что восхищенный звукооператор выключит фонограмму (однако у М. Улья­ нова за плечами вахтанговская школа, ар­ тикуляция и мимика у него достаточно выразительны). Кадры эти любопытны не столько ост­ роумным операторским ходом (камера па­ норамирует в зенит, и грачиный грай пере­ крывает трубниковское красноречье), но и признанием, предваряющим руладу. Вряд ли автор нецензурной надписи, невольно спровоцировавшей Егора, намере­ вался удивить его. Он. и не удивился. Но в запале открылся более обычного. (При своей несомненной правдивостй Трубников не склонен к излияниям и исповедям). «...Вы что же, хотели меня удивить? — исступленно кричит Трубников.— Д а яма- том вышибал страх из людей! И гнал их под кинжальный огонь на смерть, на гибель и победу». Так становится явным нечто крайне ха­ рактерное в Егоре, в его биографии и его мироощущении. Он привык, приучен ко­ мандовать людьми, многими людьми, под­ чинять их волю своей. Кадровый строевой офицер, выросший на незыблемых законах армейской дисциплины, он готов любой це­ ной выполнить приказ и жаждет беспре­ кословного повиновения. Командовать, однако, и в бою можно по-разному. Не станем и тут ханжестовать. В иной час доходило не только до мата. Хоть были командиры, отлично управля­ вшиеся без крутых мер и крепких слов, по крайней мере, в массовом масштабе. И по­ лучалось у них, право, не хуже, нежели у таких, как Трубников. Но не в этом сейчас суть. Одно дело в накале и сумятице боя шугануть растеря­ вшихся, а другое — спустя годы самодо­ вольно приписать себе: матом вышибал страх из батальонов, гнал на смерть... Кем же надо было считать этих людей, стадом баранов? Какое неуважение к ним, испы­ тывать, какую моральную власть над ними узурпировать!.. Хотя сцена с матерящимся Трубнико­ вым снята не без умиления, вряд ли уме­ стного, авторы не слишком заблуждаются относительно фронтового прошлого Егора. Безупречная смелость его и самоотверже­ ние не ставятся под вопрос. А что до солдатского отношения, здесь, видно, не все было ладно. Не зря же у «разумного» брата Маркушева, «блокнота-агитатора», Егор Трубников вызывает прямую ассо­ циацию: «Наш взводный тоже гад хоро­ ший был, а ведь мы не дезертировали и в атаку шли за взводным и умирали!» Разумеется, это всего лишь ассоциация. Но достаточно определенная. И повод для нее достаточно определенный. Паша Маркушев не очень-то, в отли­ чие от брата, разумный, ри в какую не мо­ жет* получить у Трубникова разрешение на свадьбу. Поначалу Паша еще надеется уговорить председателя. «— ...Он же все поймет,-г увещевает Маркушев свою Лизу. — Что он не чело­ век, что ли? — Нет,— беспощадно отрубает Лиза». И все же Егор смилостивился, разре­ шил. При условии, что еще сегодня М ар­ кушев с бригадой уберет сено. И Марку­ шев убрал. Д а налетела буря, развалила Пашины наспех собранные стога. А свадь­ ба уже шла по деревне. Торжественные, вырядившиеся Паша и Лиза просят Е го ­ ра Ивановича оказать им честь. Коль на свадьбу не пожалует, пусть хоть выйдет к ним, молодым. Егор вышел на крыльцо. Из-под на­ супленных бровей глянул на жениха, невесту. И отечески благословил при людях. «Трепач! Раз ты коллектив обманул, нет тебе ни в чем веры...».— Это жениху. «...А на твоем месте, Лиза, я бы поду­ мал, стоит ли с таким судьбу вязать».— Это невесте. И повернулся спиной. После этого-то Паша, размазывая по лицу пьяные слезы, пожаловался брату: «...Он, гад, мне в душу наплевал». А брат вспомнил о своем взводном-гаде 'и сказал, что все равно: как они на фронте за взвод