Сибирские огни, 1966, №3

но слабо передают атмосферу времени и авторское настроение Кинематографи­ ческое действие низводится до фабульно­ го пересказа. И если Сергей «положил глаз» на Нину в ресторане, то вскоре он будет ее провожать, поцелует в подъезде, она^ не запрет дверь... Мы услышим осто­ рожно ступающие шаги Сергея — не раз­ будить бы соседе^ М еж ду тем, история Сергея и Нины не исчерпывается отношениями, напомина­ ющими поначалу экранизацию какого-ни­ будь расхожего романа. В ней, как и ра­ нее в ресторанной драме, выявляется важное и для авторов и для нас свойст­ во Сергея. Оно, разумеется, не уникально, оно тоже «типично» для многих вернув­ шихся с войны, но в Сергее активнее, не­ терпимее, упрямее. Это — нравственная чистота. Она становится определяющей в Сергее, так как находится «под нагруз­ кой», даже под двойной, тройной нагруз­ кой, нередко компенсируя нехватку дру­ гих качеств. Сергей не слишком задумывается, не слишком склонен к размышлениям. Уповая на здоровую чистоту своей нату­ ры, не отягощает себя умственной рабо­ той. Это отнюдь не самый совершенный для взрослого человека жизненный стиль. Душевная незрелость Сергея — нечто объективное, к этому поколению (к нему принадлежат и герой и авторы) внутрен­ няя самостоятельность приходила с опоз­ данием. «Тишина» — фильм прежде всего о том, как нелегко она давалась, какой непомерно высокой ценой должны были подчас оплачивать ее люди, совсем недав­ но кровью своей оплатившие победу над фашизмом... ...Происходит нечто странное, необъ­ яснимое. В газете напечатана статья про­ тив симпатичного старика Мукомолова, его пейзажей, статья, где глупость переме­ шана с грязью в соотношении примерно один к трем. Еще в ушах звучат дикие формулировки, обвиняющие старого ху­ дожника в сознательном уходе от нашей кипучей... и т. д., а уже капитан в ш тат­ ском нажимает на кнопку звонка... И — заработала машина — Сергею шьют дело б потере бдительности, голосует партбюро, захлопываются двери института. Понять все это Сергею не дано. Хотя авторы поспешили ему на помощь, придав случившемуся оттенок случайности, еди­ ничности, локальности. Сергей реагирует на статью 0 Мукомолове так, словно она — редчайшее исключение. Он недо­ уменно пожимает плечами ^и довольству­ ется ответом Кости: «Очевидный перегиб ' палки. Выпьем, Сережка... Ж изнь продол­ жается!» Конечно, когда уводят отца, бодрый выкрик застревает в горле. Но, восполь­ зуйся Сергей неожиданной помощью авторов, он бы мог постепенно прими­ риться со случившимся. П о кинематогра­ фической версии (в одноименном романе это менее явно) главная доля вины за арест Николая Григорьевича взваливает­ ся на соседа — Быкова. Он, спекулянт,, злопыхатель и карьерист, желая отом­ стить Николаю Григорьевичу за отказ в партийной , рекомендации, строчит донос. Случай вполне вероятный, простой. Н о такая простота здесь уже ведет не к элементарности, а к смещению некоторых представлений, к смещению центра тяж е­ сти в вопросе о зине и ответственности. Получается, будто арестовавшие старшего Вохминцева прежде всего жертвы собст­ венной доверчивости, на худой конец — недостаточной проницательности, тщатель­ ности в работе. И х провел ловкий жулик и клеветник Быков. Ну, а юридические казусы, судебные ошибки — кто не знает? — всегда возможны. Сергей не воспользовался спасатель­ ным кругом, брошенным ему авторами. Он не нашел ни объяснения, ни оправда­ ния аресту отца. Он остался непримири­ мым. Героизм Серпилина, Сергея Вохминце-' ва, Егора Трубникова в том, что каждый из них по-своему, в пределах своих воз­ можностей, жизненных обстоятельств, идет против течения, способного смять, сломать, идет и не сгибается, не ломает­ ся. «Непременное слагаемое» — тема для нашего искусства не только трагическая, йо и гражданственная, тема не только- попрания человеческой личности, но и торжества ее. С Серпилиным проще, у него богатый опыт, нерушимое представление о долге командира Красной Армии. Этот святой долг существует для него безотносительно к тем, кто стряпал его дело «врага на­ рода». У Сергея ни такого опыта, ни такого представления, ни таких обязанностей. На чем держится его убежденность, что дает ему силу на партбюро бросить в ли­ цо Уварову «фашист» и в лицо секретарю: «Рано хороните моего отца и меня»? Та самая внутренняя чистота, которая заставила еще при первой встрече набить морду Уварову, брезгливо поморщиться от статьи про Мукомолова и резкой репли­ кой отвергнуть .доверительный тон лейте- нанта^ в штатском. Чистота становится источником и формой стихийного проте­ ста против подлости и произвола, она проводит рубеж: по одну сторону свои, по другую — чужие. «Свой» — это тот, кто остается истинным коммунистом, на­ стоящим человеком, остается другом, да­ же если за дружбу придется расплачи­ ваться; «чужие» —•те, кто приспосабли­ ваются к недобрым поветриям, корыстно или бескорыстно, искренне или конъюнк­ турно. Подобная граница не абсолютна?- Конечно. Не преграда для перебежчиков? Безусловно. Не всегда разделяет и не все объясняет? Да. Н о она соответствует Сергею, его тогдашнему восприятию жиз