Сибирские огни, 1966, №3

инженером. А почему нет? Сын-то за отца не отвечает. Сергей — фронтовик, и он, лейтенант,— фронтовик. Сергей — комму­ нист, и он — коммунист. Чего же пона­ прасну петушиться? К аж дому — свое. В этой обыденности происходящего, в спокойном взгляде капитана, обращенном на Николая Григорьевича, в приятельском совете лейтенанта — суровая правда тра­ гедии: свои — своих. Окажись Сергей вместо института в ор­ ганах, и он бы, глядишь, также являлся не­ званым ночным гостем... Но сто й минуты, когда сгорбившийся и вдруг постаревший Николай Григорьевич, опустив голову, скрывается в дверях, та­ кое допущение неправомерно. Отныне на Сергее годами не смываемое клеймо, и все люди, встречающиеся с ним, будут делить­ ся по одному признаку — отношению к такому клейму. Лаконичная сцена ареста насыщена до Предела. Считанных минут достаточно Н и ­ колаю Григорьевичу, чтобы понять: конец, долгая цепь неприятностей, невзгод, не­ справедливостей замкнулась последним звеном. И Сергею достаточно, чтобы впер­ вые понять драму отца и испытать чувст­ во собственной вины за мальчишеский ри­ горизм, щенячье высокомерие, с каким он, ни разу ни о чем не задумывающийся, су­ дил отца, понять, нет еще не понять, лишь почувствовать: на него, на Асю надвигает­ ся нечто неумолимое. Большая часть фильма уже позади, но до сей поры он двигался ни шатко, ни валко, как-то неровно, с ритмическими пе­ ребоями и срывами в банальность. Лиш ь теперь обрел определенность. Все предше­ ствующее оказалось затянувшейся, не 'очень удачно организованной экспозицией. Правда, и в дальнейшем нам предстоит увидеть блеклые или с наивной арифметич- ностью рассчитанные кадры, хуже того, мы станем свидетелями несостоятельного фи­ нала. Н о отныне нам известно, зачем, ради чего снята картина, «что хотели сказать авторы», и мы будем сообразовываться с этим g своих суждениях. Итак, удар нацелен на Вохминцева-стар- шего, он — жертва. Его увозит арестант­ ская теплушка. Навсегда. И з жизни. Удел этот подобен осколочному снаряду, опасно не. только прямое попадание, но и град ле­ тящих во все стороны осколков. Самый крупный из них предназначен Вохминце- ву-младшему — Сергею. Отец — человек того же примерно •поко­ ления, что и Серпилин, Кочетков. Давний партийный стаж, ответственные посты в прошлом. Н о его сажают лет на десять — двенадцать позже. И годы эти сделали свое дело, нйдломили задолго до той ночи, ког­ да ввалились в комнату капитан и лейте­ нант. Он уже не директор огромного заво­ да, как был до войны, а всего лишь, по словам не слишком-то деликатного сына, «великий бухгалтер наших дней». Николай Григорьевич с первых кадров отмечен печатью обреченности. Тоскующий взгляд, пилюли, проглоченные за спиной у детей. Шарф вокруг старческой шеи, по­ ношенная шинель, потрепанный портфель. Н о он не «доходяга», он бы еще мог по­ стоять за себя. Как и Серпилин, Николай Григорьевич верит в убеждающую силу фактов, доводов, свидетельств. Однако вместе с тем ощущает бессилие, знает, что «бывают вещи трудно доказуемые», да и где найти союзников, коль родной сын презрительно кривит губы и демонстратив­ но покиДает комнату, едва появляется отец. Прежде •чем стать жертвой прямого попадания, Николай Григорьевич получил рикошетом изрядную долю осколков, был подкошен. А сейчас, когда снаряд угодил в него, оскольга достаются прежде всего Сергею. Так человек, котЪрый в 1937 году хо­ дил в школу, в сорок первом — пошел в армию, а в сорок пятом, отвоевав поло­ женное, сбросил офицерскую гимнастерку и с опозданием стал студентом, оказыва­ ется лицом к лицу с непонятной, неспра­ ведливой, оскорбительной бедой. Ю. Бондарева и В. Басова Сергей привлек обычностью биографии, легко распространяемой на все поколение. Сол­ даты подмосковной битвы, командиры рот и батарей, штурмовавших Берлин,— люди, чьими университетами стала война, война, одна война. У ни!с Нет иной меры вещей, им не довелось узнать иных испы­ таний, им недоступна иная мудрость, нежели та, какая извлекалась из боя и крови. В войну они не подкачали. А вот как ихний брат поведет себя после нежданно­ го ночного звонка, немигающего взгляда в упор человека в штатском и в офицер­ ских сапогах?.. Он-то считал: после всего, что видел, что осталось позади, страшнее экзамена­ ционной сессии нет. Нате же... Когда Ю. Бондарев и В. Басов обду­ мывали житие Сергея Вохминцева, когда подбирали актера, они, видимо, стреми­ лись/чтобы их герой вопринимался зри­ телями как давний знакомый, сосед по квартире, по ежедневному маршруту в метро. Однако герой, очень уж на всех похо­ жий, обычно Несет мало своего, личного, индивидуального. А простота, очевид­ ность его поступков нередко чреваты упрощением. Подобное упрощение заявляет о себе с начальных же кадров. Иные куски филь­ ма не выводят из состояния спокойного созерцательства, не вызывают ни про­ теста, ни интереса. Все в общем правди­ во, так действительно частенько бывало. Н о в этом «бывало» — ни открытий, ни откровений. Кадры голосюжетны, фиксируют са­ мое приметное в вещах и поведении,