Сибирские огни, 1966, №3

Каким-то резким контрастом вырисовывался он на ярком ф[оне]; общей привольной жизни Сибири. И сколько их, и стоят они в памяти загадочными письменами, иероглифами, они— парии человечества, са­ мые бесправные из всех бывших когда бы то ни было рабов, они — без­ ответные работники своих хозяев — сибирских крестьян. И хорошо,, если за тяжелую работу их только кругом обсчитает этот крестьянин — так поступал самый добросовестный из них. А то и выдаст его к концу работы, щепнув тайком кому надо, утоб избавиться от человека, которо­ му хоть что-нибудь да нужно заплатить. А в тайге ест бродяжку зверь, гнус сосет его кровь, лютый jvwpoa зимой подберет запоздавшего пристроиться. Вымокнет на дожде, высох­ нет на ветру, проспится на гнилой, всегда сырой почве своей непроходи­ мой тайги. Хуже всякой каторги влачит необеспеченную жизнь. Он —- раб земли, возлюбивший больше жизни свою свободу. Многие из них на зиму возвращаются в тюрьму назад, стараясь- попасть в тюрьму России. Тогда их судят там как бродяг, не помнящих родства, и ссылают в Сибирь. Таким образом каторгу они меняют на поселение. Если же их успеют изловить в Сибири еще, то расправа там несколько иная: их секут и в громадном большинстве устаиовляют лич­ ность, а с эти[м] и обратное путешествие в каторгу. Есть и зимние бродяги, т. е. такие, которые круглый год бродяжни­ чают. Никуда в Россию они не стремятся, положения своего менять ни на какое поселенческое не желают, и живут истинные любители приро­ ды жизнью зверей,— летом то работая, то скитаясь по тайгам, зимой тоже скитаясь и отдыхая в банях сердобольных крестьян. Таких кресть­ ян знают наперечет бродяжки: там пустят их в баню, дадут кусок хле­ ба, и вздыхая, такой крестьянин говорит- — В избу не пустишь: бродяжка он бродяжка ведь и есть... как зверь только и норовит, что стащить. Говорит, а у самого глаза так и бегают. Ну а действительно, что несчастная1душа: пустишь в баню, ку­ сочек подашь. Особенно если эта несчастная душа, всегда стойкая в своем слове за зимнее гостеприимство, явится к доброй крестьянской душе на его летние работы. А работ много: в вольной неделенной Сибири и земли, и лесу много, и владеет ей, захватив сколько может, сибирский кре­ стьянин. Мало [ли] только работ в Сибирй, и бродяжка несет в ней такую же службу сибиряку-крестьянину, какую киргиз несет патрону свое­ м у— казаку иртышскому Там тоже организация, не уступающая любо­ му рабовладению, и наша вольная Сибирь— Америка с этой своей обо­ ротной стороны — скорее напоминает крепостную Россию, Рим с его свободным классом и рабами. Иван был бродяга закоренелый и старинный. Саженного роста с соответственными плечами, силой своей он мог померяться с любым медведем, а потому не только не боялся их, но и извлекал из них нередко выгоду, убивая и продавая их шкуры, а мясо съедал, поджаривая на вертеле Но Иван любил выпить и тогда пропивал все, в том числе и ружье, из которого убивал медведей, и тогда, оставаясь с одной палкой, мно­ гие месяцы голодал и жил подаянием. В обшем Иван был настоящий русский человек, беспечный, разгульный, плохо удовлетворенный какой бы то ни было жизнью, ленивый настолько, что предпочитал, чтобы са­ ма судьба распоряжалась им и ставила его в то положение, в какое ей только благорассудилось. Дело же Ивана заключалось в том, чтоб каждый день из нового