Сибирские огни, 1966, №3
Я уже слышал об этом от Левашова, но притворяюсь. Неужели?! — восклицаю я, обращаясь к Елисею Петровичу. Н о его это, ка жется, не трогает. Он молчит. • ^ Сергей Сергеевич совсем повернулся к нам. Д а -a, тянет он,— сама природа предназначила, чтобы тут люди маслом ■ молоком занимались. Зачем сюда пшеницу так усиленно толкать было — не понимаю. Солонцы есть солонцы. Ведь не растет пшеница на плохих землях? Не растет! А хо рошей земли здесь мало. Н а хорошей — 12 центнеров получаем, на плохой — 4. Зря расходуемся. А травы растут неплохие. И овес дает по 10 центнеров зерна. Это такая надежная лошадка. Раньше тут овес королем был. В тридцатом году в этих местах на овес приходилось 45 процентов зерновых и 45 — на пшеницу. А мы его фуганули. Пше ницей и кукурузой начисто вытеснили. А кукуруза же здесь все равно не растет, хотя ей, по ее королевскому положению, лучшие земли подавали. Ломаем мы природу, ломаем! С минуту, наверно, ехали в молчании. Скользнул справа тальник, и словно смыло его накатившей светлой водой озера. Перед озером лежит большая луговина. Я жадно обшариваю ее взглядом, всмат риваются и Сергей Сергеевич, и Володя. Только Елисей Петрович глядит упрямо на дорогу. Увы , луговина эта не украшает мясо-молочную зону. С ближнего к нам края она покрыта пупырями кочек, а от середины начинается тальник, разбросанный дальше пятнами. — Талычка,— говорю я. — Талычка, талычка,— бормочет Сергей Сергеевич, явно отзываясь на ход моих мыслей.— Зарастает луг! Пропадает! Созерцательности и благодушия в его настроении явно поубавилось. —- А ведь раньше, возможно, на этой земле был чистый луг! — восклицаю я и по глядываю на своих попутчиков. Снова Молчание. Сергей Сергеевич продолжительно вздыхает. — Нет, придет время, когда здесь будет действительная, а не на бумаге, мясо молочная специализированная зона. Иначе нельзя. — Как вы мыслите специализацию? — спрашиваю я. — У нас на юге области сплошь черноземные и каштановые почвы. Там все — пашня, все самой природой предназначено под пшеницу,— отвечает он живо.— Но это вовсе не значит, что туда следует ее толкать и толкать. Такую специализацию я не имею в виду. О т такой специализации мы уже плачем. У нас на юге области 80 про центов пашни. Там пшеницу по пшенице приходится сеять по семь лет подряд. — А что делать? Скота туда добавлять? Н о там же пашня! Нельзя пашню, вы сами говорите, использовать под кормовые культуры. Они и так за последние годы на пашню вылезли. Кукуруза — на корм, а ведь лучшую часть пашни забрала. — Да, лезут кормовые культуры на пашню,— соглашается Сергей Сергеевич. — И все-таки в южных, особенно целинных районах нужно развивать животноводство. Иначе мы... разорим эту зону. На целине сейчас главная беда — не эрозия, как неко торым представляется, главная б е тц— недостаток людей. Не приживаются тут люди. В этой зоне, честно-то говоря, дело так ведется, точно мы хотим пенки снять. Ведь в целинных районах производство сложилось сезонным, чемоданного характера. Моно культура виновата. Зимой людей нечем занять, потому что на 30 тысяч гектаров земли только тысяча голов скота. Вот ведь там какие хозяйства сложились. Хлеб посеяли, убрали, а больше людям делать нечего. Заработка нет. Вот и не хотят там жить. Зо на-то эта остается полунаселенной. И приходится завозить сюда людей для выполнения сезонных работ. — А урожай,— воскликнул он, теперь уже совсем разволновавшись,— какой же будет урожай, если пшеницу по пшенице семь лет подряд сеять! Надо разгрузить от зерновых культур целинную пашню. Если этого не сделать, через несколько лет там будет бедствие. Ведь в Русско-Полянском районе, например, 80 процентов распаханной территории, а 20 процентов — дороги, озера, овраги. Ветер поднимает в воздух плодо родный слой, уносит в леса и овраги.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2