Сибирские огни, 1966, №3

и собрал материал для очерка о передовой доярке. Уезжаю в общем-то в хорошем настроении. Кипят вокруг трав страсти, рушатся авторитеты, со стен снимаются плака­ ты, шумят газеты, а вот тут агроном «в траве пропадает», словно вокруг и нет ника­ кого шума. Здорово! 1956 год. 7 июл я . Тянет в приозерную сторону, а съездить не удается. Волей редактора и собственным живым интересом я прикован к целинным районам. Все, что связано с целиной, по-прежнему называется героическим. Может быть, так и нужно: целина наша гордость. Ведь только высокоорганизованное государство могло сразу двинуть в необжитые места такую массу людей и техники. Ездил на целину несколько раз вместе с Качесовым. Он считает, что о целине и нужно говорить в героических тонах, особенно потому, что это помогает правильному воспитанию молодежи. Молодежи нужна героическая цель, большое дело. Но, говорит Володя, нехорошо, что героями называют только приезжих, а о тех, кто жил здесь, о самых обыкновенных сельских тружениках почти ничего не говорят, хотя из приезжих- то уже почти никого на целине и йе осталось. Урожай ожидается хороший. Первая половина лета была благоприятной, всюду отличные хлеба. Только сорняков много. 1956 год. 10 а в г у с т а . Сегодня видел, как плакал крестьянин. Это было возле деревни Приозерки, в Солдатском совхозе. Возвращались мы с Качесовым из Колосовки через Тюкалинский район. Здесь то­ же поднимают целину. Едем по гривным местам, где чернозем по гриве, растянувшийся иногда кило­ метров на 10—il5, соседствует с самыми горькими солонцами, залегающими у подножья ее. Влево от дороги уходит вверз^, поле с молодой кукурузой. А по правую сторону ни­ чего не растет. С краю изжитое поле, а дальше книзу разнотонно зеленеют негустые травы, еще дальше — темно-зеленая вымочка. Над ней-то и кружат птицы. А посреди дороги стоит кляча, запряженная в одноконную бричку с железной бочкой, возле нее — босой, огромного роста старик-горючевоз и старуха в платочке и с палочкой. И еще довольно молодой мужчина с густыми темными волосами. Слышу, старик бранится. Что это за пустырь справа? Сквозь редкие травинки видны голые, серые, местами пепельного цвета кочки. Кое-где белая осыпь на них. Ясно, что на поверхность вы­ вернут мертвый солонцовый слой. Подхожу к старику. — Здравствуйте! Чтс^ это за земля, подо что подготовлена? — Под хрен. Вижу старческие выцветшие злые глаза. — Подо что? — Под хрен, милый. Здоров дед, и не так уж стар, просто зарос дремуче. В глазах, кроме зла,— боль и, кажется, тоска. — Под хрен, дорогой товаришок! — с. сердцем повторяет он. Оказывается, тут был луг, пасли на нем скот, а весной приехал человек в синих галифе и сапогах гармошкой и велел вспахать. — Зачем? — спросил я. — А ты спроси его! — Ну, может быть, клеверку на лугу хотел подсеять? — рассудил я, но сразу же возразил себе: — Зачем же тогда с отвалом вспахали, зачем перевернули землю? — А это ты вот у Нефеда сп ро си ,— указывает он на темноволосого мужчину,— Пускай полевод скажет. Я посмотрел на полевода. У него на лице то же выражение, что и у старика. — Не твоего это ума дело,— отрезал он деду и повернулся к бабке: — Хрен вы­ растет, по хрену будем пасти скот. Поняла? Деревня тут была близко, и старушка, знать, приплелась нарочно посмотреть, что случилось с луговиной, почему сюда стадо не погнали. Была бабка совсем старенькая, v нее мелко дрожали руки и покачивалась голова. Она молча переводила слезливые