Сибирские огни, 1966, №3

Почему поднимается снова зимовавшая зиму трава? Отчего так не равно при этом зацветает, пыльцою пыля? Подскажи, для чего пустоцветам отдает свои соки земля? В тайны флоры глубоко ль проник ты? растолкуй, если дружен ты с ней, отчего так живучи реликты на земле обновленной моей? Разреши мои думы, биолог,— ты, я знаю, бывалый флорист. Над Саянами ветреный полог, снег вершины слепящ и лучист... * * * Подхожу, протягиваю руку, добрую открытую ладонь — приласкать помощника и друга, но пугливо вздрагивает конь. Я его корю и обличаю: — Как не понимаешь ты меня? Я уже неделю приучаю к ласке работящего коня. Угощаю хлебом каждый вечер, много слов хороших {-оворю. Но коня не греют мои речи — он всегда покорен и угрюм. К дружбе он относится с опаской: дескать, может, это не спроста. Не постигнув, что такое ласка, ждет от человека лишь кнута. Я ему толкую: «Как не стыдно? — Ты же ведь совсем не дикий конь!» Он глядит. А мне до слез обидно за мою бессильную ладонь. * * * Ставят избы — окнами к дороге, правят свадьбы — гости без числа, если пляшут — не жалеют ноги, если моют — моют добела. Потому что родом я оттуда, где бы ни бывала, ни была,— в памяти души живег как чудо быт и нрав далекого села.