Сибирские огни, 1966, №3

Она поглядела на Николая Иосифовича'и как-то осуждающе ска­ зала: — Процедуры окончены. — Прекрасно! — не замечая суровых взглядов, обрадовался Нико­ лай Иосифович.— Идите, молодой человек,— он сдвинул рукав белого халата и поглядел на огромные золотые часы.— Только вы, конечно, по­ нимаете, что на пять минут не больше. А летом Надя сама вас будет встречать. И бросайте-ка вы свои театральные увлечения, поступайте в медицинский. Будем вместе работать! А? • Я, конечно, понимал, что это шутка. Но все равно было приятно. А что, лечить людей — в этом есть смысл! Но как только я вышел в ко­ ридор, мне почему-то показалось неудобным идти к Наде. — Может быть, вы сами передадите ей гцзеты... и все,— я был уве­ рен, что врачу понравится мое предложение, но она рассердилась: — Раз приехал, так иди...— и она открыла одну из белых дверей. Это была другая комната. Н$ця в ней лежала одна. Окно было за­ крыто белой шторой, но солнце все равно просвечивало, и все в комнате было золотисто-солнечного оттенка. Посредине комнаты — зысокое со­ оружение, укутанное простынями, из них глядят на меня Надины глаза. Рядом с этой странной кроватью — тумбочка и табуретка. Но садиться не имело умысла, потому что тогда бы я не увидел ее лица. — Спасибо тебе за газеты и за то, что пришел,— она говорила осто­ рожно, словно боялась кого-то разбудить. — Да что ты, ладно! — махнул й рукой.— Как твое здоровье? ^Она только глазами показала на себя. — Я тебе приготовила листок,— и она скосила взгляд на тумбочку,— еще до операции. Но все’ равно возьми... Я взял листочек, вырванный, наверное, из той же общей тетради. — Потом прочитаешь. Спасибо, что пришел. Мне показалось, что ей трудно, что она хочет остаться одна. — Я пойду, Надя. Николай Иосифович сказал, что летом ты будешь уже ходить. — Хорошо бы,— она тревожно смотрела на меня. Видно, не верит. А это самое плохое, когда человек перестает верить в выздоровление. — Мы тогда опять всей студией приедем к вам. — Я буду ждать. — Выздоравливай! Она прикрыла глаза: — Спасибо. Отъехав немного от санатория, я воткнул палки в снег и развернул Надин листок. Там было стихотворение: Вечер. И тени, разбившись на пары, Всюду маячат. Спрятав лицо, на скамейке бульвару Девочка плачет. Может, стряслась с ней какая беда? Может, игрушка пройала куда? Нет, тут серьезнее, кажется, дело — Друг был у девочки, храбрый и смелый. Всех веселее, смелее, умней, . Всех благородней казался он ей. Злая обида явилась непрошенно — Мама сказала: «А что в нем хорошего?» Ф