Сибирские огни, 1966, №3

Когда все было готово, мы — уже загримированные — спрятались на сцене и, чуть-чуть отодвинув занавес, смотрели, как наши зрители вхо­ дили в зал. Некоторые — сами, а некоторых привезли на каталках. Так, лежа, они и смотрели наш спектакль. Нескольких человек, совсем ма­ леньких, наверное, дошкольников, принесли няни и держали весь спек­ такль на руках. Для них надо было не «Двадцать лет спустя», а «Кота в сапогах» привезти, оперу про этого самого кота ставил наш младший кружок... И вот странно, если вчера мы много суетились и нервничали, то се­ годня все были спокойны. Даже Алка не волновалась, как обычно. Перед началом Валентина Александровна рассказала ребятам о нашей студии, о Михаиле Аркадьевиче Светлове. Хлопали нам мало, но зато какая тишина была во время спектакля. Когда занавес закрылся последний раз, наши зрители всё так же тихонько стали выходить из зала. Только Николай Иосифович по-преж­ нему шумно и радостно нас благодарил. Но все равно нам хотелось как можно скорее уехать отсюда. Не до нашего спектакля йм... Мы быстро переоделись, собрали свои костюмы, и в это время при­ шла та серьезная женщина-врач. Она сказала, что меня просят зайти в палату. К какой-то Наде Веселовой — она уже второй год здесь лежит. Я поглядел на Валентину Александровну. — Иди с Сережей,— посоветовала она. И вот мы с Сергеем, натянув халаты, отправились... все тем же пу­ стым коридором с табличками на белых дверях. Но когда Елена Иванов­ на, так звали женщину, открыла перед нами двери палаты, мы увидели светлую комнату, заставленную цветами. На стене — акварели и рисун­ ки маслом. Потом я разглядел, что на них один и тот же речной берег с одинокой сосной: зимой, летом, осенью, днем и утром, в пасмурную пого­ ду и при солнце. Я догадался, что этот кусок берега виден из окон пала­ ты. Но сегодня окна замерзшие и залепленные снегом. Как только мы вошли, на нас уставились любопытные, радостные и серьезные глаза девчат. — Надя около крайнего окна,— подсказала Елена Ивановна. Мы подошли к ней. Вам когда-нибудь приходилось стоять около кровати тяжелобольного? Невидимая граница разделяла нас, здоровых, и ее — больную. И я ни на минуту не забыл, пока мы были в палате, что она — эта Надя Веселова — не такая, как мы все. А она улыбалась: — О, я теперь и не узнаю, кто из вас играл Сашку!— голос у нее слабый, но не писклявый,— Садитесь,—-она показала на стулья.— Меня сегодня тоже возили на ваш спектакль. Она лежала на спине, как Николай Островский. Другие девчата кто лежал, кто сидел. Все внимательно нас разглядывали. А Сергей уже освоился. Он громко рассказывал, почему мы выбрали именно этот спектакль, какие «задачи стоят перед нашей студией». — Вот вам понравился Сашка, а Моисей, которого я играю,— раз­ глагольствовал Сергей,— интереснее, глубже образ... — Моисей мне тоже понравился,— живо откликнулась Надя и засмеялась. У нее короткие черные волосы. Между прочим, зачесаны современ­ нее, чем у наших девчонок, которые все еще не могут расстаться с «баббетами». Глаза у нее большие, темно-темно-коричневые. Такие вот и называют, наверное, черными. Только не подумайте, что черные глаза я считаю красивее голубых или зеленых. Просто я вам говорю, какого цвета они у Нади. *