Сибирские огни, 1966, №3

А я вдруг подумал о своем отце. Может быть, и он вот так же ищет помощи? А я даже не знаю об этом. Он мне не пишет, наверное, из-за матери. И я ему ни разу не написал: ей было бы обидно, я понимаю.' Вот если бы мне встретить его как-нибудь случайно! Об этом я давно думаю. Может же он приехать к нам в город? Я одно время так вбил себе это в голову, что каждый раз в жар бросало, если какой-нибудь прохожий чуть внимательнее взглядывал на меня... * * * Странно выглядит собственный подъезд глубокой ночью. Дверь квартиры, в которой ты живешь с того времени, как родился, смотрит на тебя осуждающе. И есть за что: ботинки полны воды, штаны и пальто в грязи. А ру­ ки, покрасневшие, в глине, даже поднять тяжело. — Что, красивый я? — если дверь умеет осуждающе смотреть, то и мысли читать должна уметь... И все-таки сидеть ночью, когда весь город спит, около своей двери спокойнее... Где-то дорогой мы с Рубеном вывалялись в грязи,— он меня прово­ жал до дому. В таком виде показаться моей родительнице нельзя. Что вы! Ее сразу инфаркт свалит. Я ведь тоже кое-что понимаю в медицине. Вот и сижу, жду, когда наступит утро, и она уйдет на работу... Или еще как-то все это устроится... Больше всего мне сейчас хочется выкупаться... Но нельзя туда заходить... Она, конечно, ждала, ждала и заснула. Сколько же сейчас времени? Часов нет... Видно, потерял в той луже... Нет, не купаться, больше всего мне сейчас хочется спать... А пьяницей я никогда не буду. Тяжело... Хорошо, что у нас в подъезде тепло... — Ты почему здесь сидишь? — я даже не заметил, как открылась наша дверь. Мутер стояла передо мной в пальто, платке, богах... — Уже пора? — спросил я. — Что пора? Да почему ты здесь сидишь? — Ну, иди, иди на работу,— успокоил я ее.— Вечером все объясню. — На какую работу, когда три часа ночи?.. — Тогда я посижу ещё. ■— Хватит! Насиделся! — она крикнула это так, что, наверное, все соседи проснулись.— Иди домой! Вы думаете, она помогла мне подняться? Даже не дотронулась, только брезгливо посмотрела и ушла в квартиру, оставив дверь от­ крытой... Я проснулся, когда она была уже на работе. Около раскладушки на полу свалена вся моя одежда. Ее диван прибран, во всей комнате, как всегда, ни одной лишней вещи. Но к моей одежде она даже не при­ тронулась... Сейчас я сам все приведу в порядок... Я встал. Фу, гадость во рту. А в затылок, словно камни натолканы. Обычно на кухонном столе она оставляет записку: что на завтрак и на обед, куда сходить: за хлебом, за молоком. Сегодня записки нет. Зна­ чит, сильно обиделась... А ведь зря. Со мной это первый раз, а какой мужчина хотя бы раз в жизни не бывал пьяным? У нас с Рубеном и при­ чина есть. Но ей эту причину не объяснишь. Когда дело хоть чуть-чуть касается отца, она теряет способность логично рассуждать: «Для нас с тобой он умер». Как же умер, когда алименты платит? И вообще, что значит «для нас с тобой»? Как всегда все решила за меня. А я не хочу