Сибирские огни, 1966, №2

словно обожгло: он увидел ее волосы, стянутые на затылке большим узлом. Темно-рыжие волосы. Он узнал эти волосы и тронул официантку за плечо. Маша Соловьева отняла салфетку от глаз и медленно повернулась. Она плакала беззвучно. А Петро смотрел на ее ноги. Стройные, полные ноги в дорогом кап­ роне и дорогих узконосых туфлях. Он сказал совсем тихо: — Дорогие корочки носишь теперь. Наши мятые рубли не взяла, на чаевые купила? — Петя! — Маша прижала салфетку ко рту. Она пополнела, стала крупнее и кажется на много старше. И была красивей. Только зачем так густо краситься: и брови, и ресницы, и, ка­ жется, д аж е щеки. — Простите, Петя! — А за что прощать? Недалеко же ты уехала... — Не на что было. Я й отсюда маме помогаю, Петя! Петя... А... я не решалась... а к вам... можно? Если вернусь — примете? А, Петя?.. — К нам идти трудно Ты каблучки сломаешь.— Он сунул ей трой­ ку. Она отшатнулась.— Бери. Мы там пиво распечатали. Ребятам Петро сказал: — Айда в другое место. Официантка заболела. Приступ аппен­ дицита. В другое, так в другое. Они не удивились. ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 1 Бессонов покачивался над столом и словно отделял каждую мысль ударом карандаша, зажатого в кулаке. — Я не собираюсь умалять заслуг и способностей товарища Кат­ кова. Он энергичен, имеет неплохие организаторские данные, опыт имеет... Да . Но мы — коммунисты, и слишком часто ошибаться не имеем права. Да. Вадим сидел в конце длинного стола, напротив Бессонова, и скучал. Он не боялся, он был прав. Прав не по форме, а по существу. Закатное солнце накалило окна докрасна, и по стене справа по­ ползло алое пятно, растушеванное тенью веток. Пятно переливалось, трепетало, словно живое, и перекинулось на потолок. Там вытянулось, скрасило плафоны рогатой люстры и погасло. Стекла сразу подерну­ лись мертвенной синью, а в кабинете стало сумеречно и неуютно. ...— Партийная организация стройки при попустительстве товарища Каткова была поставлена в неловкое положение, когда бригада Быко­ ва, вопреки нашему решению, не отдавала знамя «Новинскстроя» тем, кто его заслужил,— настоящей бригаде! Такого, наверно, нигде еще не случалось, товарищи. Вадим совсем без злобы думал:' «Может быть, и нигде не случалось, но ты и сам не знаешь, как тут поступить. И я не знаю. Только слишком просто вырвать знамя у них силой, слишком просто. Это значит — отнять веру, оскорбить чувство справедливости. Знамя для них — эталон самой высокой марки, и хо ­ рошо, что они не идут на компромисс со своей совестью. Пусть комсо­ мольское собрание рассудит, кто прав, кто виноват. Это важно; ин­ тересно...» ’