Сибирские огни, 1966, №2

спрашивать? Разве не видно, деды, что лихо этим ребятам. Из стручка выпала горошина, от них уходит близкий человек. А когда провожаешь близкого, самому хочется прыгнуть на подножку вагона и мчаться от привычного дальше и дальше. Не чувствовать ни начала, ни конца. Остаться где-то посредине, без прошлого и будущего. Мчаться и мчать­ с я — навстречу людям и городам. Такое настроение мимолетно, но сильно. И кажется, что никогда уже не будет дружбы тесней и времени интересней, что самое значительное уже за спиной. Рыбаки отошли за круг фонаря и стушевались в темноте. ...Валька Храмов держался поодаль. Он сидел на плите около узлов и курил в горсть. За этот час он не сказал ни слова. Мимо с мягким шипением проносились машины, гасли и зажига ­ лись огни на дороге. Сквозь просветы в облаках проглядывали звезды, чистые, как роса. Наталья присела рядом с Валькой, положила руки на колени и засмотрелась в темноту. Она знала, что он сейчас не сводит с нее глаз. И не смела повернуться к нему, заговорить. Наталья судорожно перебирала пальцы и томилась. Скорей бы уж автобус, Скорей бы поезд! Впереди — дом, Москва, мама. Ей еще не ве­ рится, что вернется так просто, вернется целый мир, обновленный и бес­ конечный— Москва, дом, мама. А ребятам завтра на работу. Как не­ приятно после сна натягивать сырую телогрейку и сапоги, потом идти, спотыкаясь, сжиматься от холода и думать о теплой постели, больше ни о чем. И ждать лета. Потом — кирпичи, кирпичи, кирпичи. Д аж е во сне кирпичи. Они — как бесконечная цепь. После работы ломит пле­ чи и поясницу. И завтра и послезавтра... Они, может быть, завиду­ ют ей. Но разве она счастлива, зная, что уезжает? Разве она плачет не искренне? — Ты вернешься, Наталья? Это спрашивает Валька. Конечно, она вернется, что за вопрос! «Я не вернуться не мог...» Из какой это песни? Если она приедет через полгода, через год, здесь будет уже все иначе. В прошлое ведь не возвращаются — слишком это тягостно. Прош­ лое не переделать. Д а и какой в том смысл? «Все мы разные, как сне­ жинки. И многие растают без следа». Она вдруг вспомнила новогоднюю ночь. — Не знаю, Валя,— Наталья следила за огоньком папиросы в его кулаке.— Я тебе лучше напишу. Я тебе напишу самое длинное письмо, ладно? — Напиши. Д а ты не напишешь. — Как тебе не стыдно, первому напишу. Журчит вода в стоках. Поселок засыпает. — Тебе трудно, Валя? Журчит вода в стоках. Валька бросил окурок. — Автобус! Оранжевые искры косой стайкой отнес ветер. Они все-таки приехали рано и опять остались под дождем. В вок­ зал идти не захотели. Петро сложил веши под навесом какого-то скла­ да в конце перрона. Там и укрылись от дождя. Прибежал Михаил Глушко. Он принес матери посылку — десять кедровых шишек, припасенных с осени. Ему, видите ли, раньше не у д а