Сибирские огни, 1966, №2
артиста, который снизошел к просьбам принять участие в любительском спектакле. Петро косолапо, вроде устало пробрался к отведенному месту и не скинул бушлат, только подвернул шарф потуже, покрутил головой, буд то проверил, прочно ли она у него сидит, бросил, не оглядываясь, назад окурок, который попал Наумову на дошку. Тот снял окурок двумя паль цами и долго, старательно топтал, словно бетон мог вспыхнуть от искры. Начали ровно в одиннадцать. Подсобница Наталья Голубь понимала «ведомого» без слов, и пер вый кирпич, брошенный Быковым с нарочитой небрежностью, покачался в теплой лепешке раствора и прочно сел, как первая буква строки на чистом листе. — Не подкачай, Петя! — Давай, Трошин! Зрелище захватывало, и каждому захотелось стать вряд и бросать, бросать кирпичи, чтобы влиться в слаженный ритм, чтобы сжечь до мо золей руки, почувствовать на спине горячий ручеек пота, устать до исто мы, до дрожи в коленях. Работа... Она — как песня: стоит одному попасть в душевный лад и затянуть куплет, его обязательно подхватят и допоют. Кто не умеет отдаваться работе полностью, тот меряет жизнь половинной меркой и счастье собирает, как нищий — по каплям на донышко щербатой кружки. Раззудись, плечо, эх! Расступись, наши пошли! ...По углам вырастали пирамиды со штробами. — Пятнадцать минут! — Ничего... — Жми, ребята, деревня близко! Петро на этот раз сразу принялся класть без обычных прибауток. Он быстро выложил угол и подался вправо, наращивая кладку рядок за рядком. Глеб отставал медленно и верно. Он стащил берет с головы, и его напомаженные волосы сосульками нависали на лоб. Москвич потерял лоск и уверенность, грубо покрикивал на подсобника, который терялся и не знал, как угодить ему. — Петя, жми, утри нос пижону! — Глеб, спокойно. — Куда москвичу! Пусть по утрам простоквашу кушает. — Еще посмотрим... — Мы тоже не слепые... Глеб раскраснелся, от него клубами поднимался пар, и курточка на спине у него покрылась мокрой изморозью. Петро был по-прежнему свеж и сосредоточен, только зло косил узкими глазами, когда Наталья чуть запаздывала. Часы Наумова отсчитали полчаса схватки, когда Трошин вдруг з а качался, попятился, ступил на черенок лопаты, брошенной кем-то впо пыхах, резко присел, встал, перекосив губы, и замахнулся мастерком на подсобника. Прихрамывая, побрел к своим. — В чем дело? — спросил Наумов и поднялся, сердито выгнув брови. Наталья придерживала Глеба за плечо, точно раненого, сочувствен но морщилась. — Ногу растянул,— ответил Трошин,— этот растяпа лопату бросил. Наступил на лопату, и вот... Наумов сразу разобрался, что к чему: сдал парень без боя. Струсил. Хитрит.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2