Сибирские огни, 1966, №2

...Первые пятилетки, отцы — серые мужики, расписаться не умели. Теперь два курса института и — каменщик. И обыкновенно. — У тебя какое образование, Быков? — Семь классов. — Почему так мало? — Не получилось больше. — Родители где? — Отца нет, на фронте погиб, мать в деревне живет. В печи что-то треснуло, застреляло, на пол покатились мелкие, д о ­ бела раскаленные уголья. Петро ловко поддел уголья мастерком и ки­ нул в ящик со шлаком. — А хочешь учиться? — Не знаю... Рядом захрустел снег, кто-то с маху шаркнул плечом об угол теп­ ляка и мудрено выругался. Они подождали. Когда шаги затихли, Н а у ­ мов спросил: — Что ж е ты мне скажешь про рабочую честь? Бригадир потрогал подбородок дрожащими пальцами, глотнул че­ рез силу: \ — Иван Абрамович, не тяните вы за душу! Писать заявление? Начальник вынул расческу, посмотрел ее на свет и снова сунул в карман. Смятый окурок брезгливо затолкал в спичечную коробку. — Цену себе набиваешь? — Нет. Д авн о бы сбег, честное слово, да ребят жалко. Что у ме­ н я— семеро по лавкам каши просят? И квалификацию имею. — Ты погоди с заявлением. Объясни мне, с какой стати хулигани­ те, друг ситцевый? Кто право дал? — Прав никто не давал, но у меня каменщики — не пожарная команда. Наумов выпростал из-под воротника ухо, чтобы лучше слушать, втянул шею и кивнул: не понимаю, объясни. Петро сморщился, словно собирался чихнуть: — У меня люди. Им зарабатывать надо, жить! — А у меня — лошади? У тебя двадцать человек, у меня — сотни. Мне легко? Но я не показываю пальцем на других-то, дорогой товарищ! Шутишь все, а думать — когда? Петро отодвинулся подальше и стал ковырять гвоздем шершавую доску стола. — Дума ть когда? Наумов замолчал, насупился и как-то постарел. У него рот в скобках морщин, затылок его прошит сединой, мешки под глазами от недосыпания и тревог: д зе тысячи человек теперь на его «балансе», и каждый, кто хоть немного честолюбив, считает, что имеет рецепт универсального лекарства, которое нужно потреблять обычно — по чайной ложке три раза в день, и стройка станет на ноги. Честолюбцы горды, они не открывают забрала, они ждут, когда их с поклоном по­ просят дать ключ к мудрости А он не просит, он знает — никаких сек­ ретов нет в природе. Они видят частное, он — целое. Коротким кафта­ ном не прикроешь ног, вот и все. Сейчас нужно закрепиться на узком плацдарме, чтобы потом наступать. У Быкова защемило возле горла — он искренне посочувствовал этому неугомонному, сильному и слабому сейчас человеку, которого лю­ бят и потому не жалеют. Петро тоже не пожалел: — Сами учите. Сами учите из глотки рвать! — Как эго, погоди?