Сибирские огни, 1966, №2

придыхом, запел мотор. Лево, лево, еще лево — до отказа. Поплыл про­ лет, и внизу, на утоптанном снегу кувыркалась, тоже плыла, его поло­ сатая тень. На миг прожектор выхватил пустые комнаты больницы, з а ­ валенные мусором, и ребра стропил непокрытой крыши. Лево, лево... Вадим показал «стоп» и «вира». Осторожненько. Есть! Снизу машут: молодец! Ребята опять согнулись над рельсами. Скрепляют, свин­ чивают. Свет в окошке общежития не погас, горит! Не Наталья ли Голубь там? Она, наверно, задачки решает, ведь в институте учится. Она не по­ гасит свет, не должна. — Пше-е-л! По лбу, по переносью щекотно катится пот. ...Осторожно... Громадина чуть клюнула носом, качнулась и неуве­ ренно, точно на ощупь, двинулась вперед. Медленно, быстрее... Валька привстал, отступил поближе к открытому люку. «Почуял неладное, в кабине не оставайся»... Колеса со скрежетом, трудно, жевали метры. Кран покачивало и кренило. Подрагивали, гудели конструкции. Еще, еще, еще... Не подведи, родной! — Сто-о-оп! Вадим идет за краном. Клавка рядом. Валька уронил на колени горячие ослабевшие руки, бросил папи­ росу и вдруг заорал (давила эта липкая тишина!) нескладушку, кото­ рой научился в леспромхозе: У нас в деревне — хорошо, А в городе — лучше. Парень песенку запел И пошел заплакал... Окошко не гасло, окошко горело — единственное. Решает девчонка задачку про кооперативную мануфактуру и про поезда, что отправля­ лись одновременно из пункта «А» в пункт «Б». — Май-на! Потом Валька скатывается вниз и сидит на плите, закрыв глаза. Ни Вадим, ни Клавка, ни слесари не спрашивают, зачем он явился. Они понимают, что одному вверху неуютно. Молчат. Курева уж е нет. И опять: — Май-на! Вира! Валька теперь уже не пытается следовать совету усатого кранов­ щика — устал, да и считает, что вес обойдется. У нас в деревне — хорошо, А в городе — лучше... Окошко не гаснет наперекор всему. Спасибо, тебе, окошко! Два поезда одновременно направились из пункта «А» в пункт «Б». Решай задачку, ты решишь — такая уж ты упрямая. Это обязательно Наташ­ ка Голубь. Это — она. Загудела лестница. В открытом проеме люка показалось распарен­ ное лицо Клавки. Глаза у него красные, как у кролика, он не дышит — хлебает воздух широко открытым ртом. — Вадим велел слазить, я сам через канаву поведу. — Скройся. — Так Вадим... — Сгинь! ...Насупился медленный зимний рассвет. Синь разбавилась серой дымкой, будто рядом запалили костер из еловых веток. Дымка