Сибирские огни, 1966, №2

ной линии. Они словно великаны безмолвно двинулись в неведомое. На проводах топорщилось, зябло воронье. Начало темнеть. Вальке некуда и незачем торопиться. Он обернулся назад. Поселка уже не видно. Пусто в стылой степи. Куда ведешь, дорога? Уже смеркалось, когда Вадька миновал первый дом широкой един­ ственной улицы совхоза. На ограду кинулся с ухающим лаем, загромы­ хал цепью здоровенный кобель. Возле забора дремала корова. С ее за­ индевелых губ висли стеклянные нитки слюны. На кривом столбе возле чайной качался фонарь. Где-то близко кашлял трактор. Пахло хлебным дымом печей, парным молоком и силосом. Валька в раздумье остановился перед чайной:, зайти — развить горе веревочкой? В кармане пятнадцать рублей. На билет не хватит. А куда билет брать? Домой? Домой... В Сухуми тоже зима — идут дожди и штормит море. От моря на­ плывает такой сильный запах, что от него чуть подташнивает. Ветер бе ­ жит поверх воды с яростным подвывсм, и по пустым пляжам катаются обрывки старых газет. Город пустует, и газировщицы прячутся от непо­ годы по подъездам. Совсем не продают зимой на улицах сахарную вату, похожую на куски застывшей пены. Она во рту тает и сразу сжимается в сладкий тягучий комочек. Валька, бывало, наедался этой ваты до икоты. Позже, когда уж е зарабатывал сам, любил шашлык запивать кислым вином, до которого курортники не сильно охочи, потому что не понимают настоящего смаку. Их дом от моря не очень далеко, и ночами, если прислушаться, сквозь неумолчный стрекот цикад доносится шорох прибоя. Валька спал на веранде. Поднимался рано и, обжигая босые ноги о холодные камни, шел в садик, огороженный высоким забором. Там садился на скамейку возле скважины с большим медным краном, начищенным до золотисто­ го блеска. В саду было росно, и через фиолетовые гроздья винограда просвечивало солнце, оно весело кипело и плавилось в каждой вино­ градинке. Хлопала калитка — это отец уходил на работу, за ним торопились, опаздывая, два старших брата. Три раза хлопала калитка утром и ве­ чером. У матери хлопот доставало от темна до темна. Валька наскоро завтракал один и бежал в город, к морю; весь день был там наполнен для него удовольствиями, и всякий день казался кануном большого праздника. И может, именно от жадности к впечатлениям рос он легко­ мысленным, щедрым на улыбку, бездумным и теперь не умеет жить серьезно, как другие. Ему было лет пять тогда, не больше. Отец как-то принес небольшую трубочку, оклеенную цветной бумагой, и велел смотреть в матовое око­ шечко с одного конца, другой зажал ладонью. Валька вдавил глаз в окошечко и захлебнулся от счастья: там, в темном нутре трубки, подсве­ ченной розовой отцовской ладонью, с легким звоном складывались у з о ­ ры — строгие и необычайно красивые. Вечером Валька забрался под кровать и, млея, расколупал волшебный фонарь, чтобы пощупать зв ез­ ды, спрятанные за картоном. На ладонь высыпались обыкновенные щер­ батые стекляшки. Валька горько заревел от разочарования. Никогда он так безутешно не плакал. После отец купил новый фонарь, но сын вы­ менял его на ржавую матросскую пряжку от ремня с якорем И сейчас в минуты разочарования, он почему-то обязательно вспоминал про те самые обыкновенные стекляшки, которые так жестоко обманывали