Сибирские огни, 1966, №2
— А председатель что за человек? И опять Тимофей безнадежно машет рукой. Он с досадой продолжает говорить, что в других местах уже давно начали резать камыш и даже за соломой в Курганскую область поехали, а у них председатель все еще «телится». И замену ему что-то никак не везут. Я наблюдаю за парнем. У него ясные глаза, осмысленное вдумчивое лицо. Выго ворившись, молча глядит за стекло, поджав нижнюю губу. Изредка насвистывает что- то грустное. Я все стараюсь его разговорить, и постепенно это удается. Рассказывая о своих отношениях с начальством, Тимофей хвастается: «Я прямик, я им все леплю начистоту. Меня не возьмешь, работник я хороший». А в глазах его ви жу, в глубине их,— камнем невороченным госка. «Конечно, мне тут не сладко живется. Пять председателей сменилось. Вот и воюешь». А я? Воюю? Меня тоже считают хорошим работником и даже, кажется, ценят, но я не воюю, хотя мы с редактором совершенно разные люди. И приходит в голову, что если и я проанализирую положение дел в колхозе по программе, подсказанной Каче- совым, то это не будет напечатано. Я тоже долго гляжу за стекло, с горечью думаю, что, может быть, лучше уйти в другую газету. Но это значит покинуть родные места! Такое выше моих сил. Чтобы отвлечься, возвращаюсь к Тимофею с разговорами. Постепенно вытягиваю из него следующую историю. Он, оказывается, тракторист, а на машине случайно. Всю осень пахал зябь, а когда земля замерзла, его назначили возить солому. Но тепло вер нулось, и надо было снова пахать. Все трактористы захотели только пахать, и никто не хотел ехать за соломой, хотя бригаде дали на пять дней соломорезку и надо было обя зательно навозить корму. Тимофей напрочь отказался, сказал, пусть за соломой едут те, кто хуже пашет, забузил, поссорился с бригадиром. А тот, обозлясь, не допустил Тимофея к работе, сказал, что Тимофей рвач и хапуга, гонится только за выгодной ра ботой и что или он за соломой поедет, или с трактором вообще распрощается. Ну, тут и пошло. Тимофей ругал бригадира и председателя за то, что они испугались трудно стей и руки опустили. В общем, сняли Тимофея с трактора, но на его счастье заболел шофер с грузовой машины, и за баранку посадили Тимофея. Машина начинает огибать озеро и невысокий лесок, и вот очень далеко и в разных местах — впереди, справа, и слева — показываются избы. Это Кутурлы. А вскоре открывается свободное от лесов пространное место и рассредоточившаяся по нему деревня с пустырями, на которых могли бы уместиться еще несколько селе ний. Место всхолмленное и овражистое, рассечено речкой, так сложно,распетлявшейся между высоких, довольно крутых бугров и холмиков, что кажется, будто это не одна, а несколько речушек. В отдалении вокруг деревни со всех сторон, как здесь говорят — по окоему, мая чит темный лес. Квартировать остановился у Тимофея. 10 н о я б р я . Снова еду в Кутурлы. Та поездка прошла впустую. Положение в колхозе оказалось сложным, и разобраться за три дня не сумел. Ездил в соседний колхоз, написал о передовой доярке. Но увиденное в «Пламени» не давало покоя. И вот снова выпросился сюда за прежней темой. Остановился у Тимофея. Сегодня по года внезапно переменилась. Дом у Тимофея большой, но пустой, он живет вдвоем с матерью, а младший брат и две сестры учатся в Тюкалинске. В доме та особая чистота, которая нередко является спутницей чистоты нравствен ной. Тимофей окончил восемь классов, хотел учиться дальше, да мать велела обо ждать — пусть, мол, младшие поднимутся. Тимофею выпала роль кормильца, и он без ропотно подчинился, согласившись, что младшие на учебу способнее его. Стены в доме темные, из кирченого, как писалось в старину, то есть стесанного на щеку, леса, ничем не закрытые, с тугой-претугой конопаткой. Большой портрет отца
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2