Сибирские огни, 1966, №2

Поистине поразительна та спокойная, сосре­ доточенная, лишенная романтической эк- аальтации и громкогласия готовность к сра­ жению, которая звучит во многих стихах. Восемнадцатилетний Б. Смоленский писал в 1939 г.: А если скаж ет нам война: «Пора» — Отложим недописанные книги. М ахнем: «Прощайте» — гулким стенам институтов И поспешим по взбудораженным дорогам, Сменив слегка потрепанную кепку Н а шлем бойца, на кожанку пилота И на бескозырку моряка. Это предсказание сбылось. Всю боль родной земли, всю пролитую кровь впитала в себя поэзия, наполнилась «вуками смертного боя. Образ объятой ог­ нем, грозно и ярко полыхающей земли вста­ ет со страниц этой книги. Трагическое и ве­ ликое время рождало баллады, песни, лири­ ческие дневники, короткие философские раз­ думья такой поэтической законченности и такой силы, что им предстоит вечная жизнь, как суждена она, к примеру, стихотворению В. Занадворова «Война»: Ты не знаеш ь, мой сын, что такое война! Это вовсе не дымное поле сраж енья, Это даж е не смерть и отвага. Она В каж дой капле находит свое выраженье. Это — изо дня в день лишь блиндажный песок Д а слепящие вспышки ночного обстрела; Это — боль головная, что ломит висок. Это — юность моя, что в окопах истлела; Э то— грязных, разбитых дорог колеи; Бесприютные звезды окопных ночевок; Это — кровью омытые письма мои. Что написаны криво на лож е винтовок; Это — в жизни короткой последний рассвет Над изрытой землей, И лишь как завершенье — Под разрывы снарядов, при вспышках гранат — Беззаветная гибель на поле сраж енья. Д а, война перековывала мечтательность, нежность в суровость, в стальное мужество. Но вместе с тем настоящее понимание неж­ ности, любви, красоты, глубокое постижение Родины приходило именно тогда и звучало в стихах, созданных на войне. Нет в живых поэтов, но жива человеч­ ность, спасенная ими от смерти. «Я — чело­ век, я — все могу!» (Л. Вилкомир)— доно­ сится к нам из тех незабываемых лет, до­ носится как голос торжества и великого гнева, как воззвание к нетленной памяти поколений о войне, на которой погибло столько поэтов. В л а д и м и р И з м а й л о в МУЖЕСТВЕННАЯ КНИГА К нига кемеровского писателя Виталия Рехлова1— о русском характере, о русских людях, из которых горнозаводская, хуже каторжной, жизнь не вытравила чело­ 1 Виталий Р е х л о в. Серебряный рудник. Повести, Кемеровское кн, изд., 1965, веческого, не превратила в бессловесных скотов. Очень страшная книга. Очень светлая книга. Тон ее — повествователен, скуп, сдержан. Иногда, пожалуй, излишне сдержан. Ни на­ мека на легендарность, ни попытки увлечь мрачной романтикой сибирской старины или детективными ухищрениями сюжета. А ведь для этого были и основания, и возможности. ...Глухие закоулки российской истории, начинающей капиталистический период сво­ его развития; глухие задворки российской империи, начинающей в Сибири развивать горнозаводскую промышленность. Восемнадцатый век, территория тепереш­ него Кузбасса — собственность кабинета его императорского величества; Томский железо­ делательный, Гавриловский сереброплавиль­ ный заводы, Салаирская горнозаводская волость, приписные крестьяне: уже не сов­ сем крестьяне, еще не совсем рабочие — двойные каторжные... С детства — горные рекруты, потом — работные люди, горно- военного строя солдаты. К тяжкому труду прибавлялась еще и солдатская муштра, к крепостному бесправию— палочная военная дисциплина. Детский труд на сибирских руд­ никах и заводах — почти нетронутая писа­ телями историческая целина. Хватило бы иному любителю псевдоис­ торических повествований или заковыристых сюжетов накрутить на толстенный роман с продолжением! А В. Рехлов сделал из все­ го этого восемь печатных листов, уложив в них две повести: «Горные рекруты» и «Се­ ребряный рудник». ...По взгоркам, пригретым апрельским солнцем, вдоль реки Степной Бачат ковы- ляет-тащится бездорожьем горемычная под­ вода. Парой мосластых низкорослых ло­ шаденок правит дед Федот — искалеченный шпицрутенами, бывший работный везет ребя­ тишек в горные рекруты, в работы, на раз­ борку руды. Старшим Артюшке с Т иш к о й - 10 да 12 лет, младшие Сенька с Пашкой — семилетки. Царевы горные работнички... У большеглазого Артюшки то и дело дергаются губы. От горя. «Старик ласково успокаивает его: — Не кручинься, парень... Большой ведь... Товаришки вон впервой из деревни, а молодцами. Федот указывает на спящих, но в этот момент оба «молодца» вдруг ударились в рев. — Ма-а-а-ма-а! — Ну, вот,— засокрушался старик.— Пошли сени ходуном... Все было ладно, по­ ка спали. — Да-а, мы не спали, а только лежали Р зажмуренными глазами,— утирают те кула­ ками слезы. Щеки их покрываются грязны­ ми разводами. Смуглолицый остроносый Сеня Трушин, неуловимо схожий с галчонком, кивает на товарища: — Паш говорит, что если^ажмурнться, дом свой увидишь, мамку...