Сибирские огни, 1966, №2

«Последний круг...» Кай поежился, открыл глаза и, приподнявшись в санях, огляделся. В быстро сгущающихся сумерках снега пожухли, будто их пропита» ла просочившаяся сквозь лед вода. И среди этих жухлых снегов шевели­ лась, словно черным туманом подернутая, колонна отступающей разгром­ ленной армии. Растянувшись на много километров, она медленно'ползла на восток, и не различимы в ней были ни пешеходы, ни верховые, ни ло ­ шади, впряженные в городские высокие сани, в сибирские широкие ко­ шевки и в крестьянские розвальни, нагруженные всяким военным скар* бом, усталыми солдатами, закоченевшими от мороза трупами и людьми, умирающими от ран и болезней. И над колонной в глубокой предночной тишине скованного льдом Байкала плыл приглушенный гул, слитый из неразборчивых голосов, брани, стонов, конского топота, женского плача, скрежета и скрипа льда под железными шинами колес тяжелых армей­ ских повозок и под полозьями саней. Кай прислушивался к этому монотонному, ни на секунду не смол­ кающему гулу, и ему становилось все тревожнее, все страшнее. «Последний круг,— думал он, глядя в шевелящийся черный ту* ман.— За какие грехи? Почему за чьи-то грехи должен отвечать я? Или первородный грех интеллигенции? Чепуха, нет такого греха. Я никогда не был политиком, не занимался никакой политикой и не придумывал никаких идей... Весь мой грех в том, что я повиновался властям предер­ жащим... Каждый властям предержащим да повинуется... В писании сказано... Разве это грех? Попробуй, откажись идти в солдаты, и тебя поставят к стенке, не спрашивая никаких твоих идей... И меня не спра­ шивали... Меня сделали солдатом, потом офицером и отправили на фронт против немцев... Мне сказали, что я должен защищать родину. Превос­ ходно... Я защищал родину...» Отрывистые и противоречивые мысли теснились в мозгу Кая, но он старался ввести их в систему, отобрать подходящие для внезапно пона­ добившегося ему самооправдания, будто должен был защищаться, и впрямь поверив в грех и последний круг адских мучений. Он думал так, будто с кем-то спорил и кого-то убеждал в своей правоте. «Я был д аж е ранен и два раза валялся в госпиталях... В этом мой грех?.. Последний раз в томском госпитале я задержался слишком дол ­ го, и без меня решали вопрос, какая власть придет на смену свергнутой монархии... Я лежал на операционном столе, и никто не спрашивал мое­ го желания. Когда я поднялся с госпитальной койки, все было кончено. Не я выбирал власть, а она пришла и подчинила меня себе... На улицах развевались бело-зеленые флаги Сибирского правительства и бело-крас­ ные флаги чешского корпуса, осуществившего переворот... Меня снова призвали в армию, дав только две недели отдохнуть в Иркутске после изнурительных операций и мучительно долгого лечения... Мне сказали, что я снова должен идти защищать родину, что прежняя война с Герма­ нией продолжается, что фронт будет восстановлен и нужно только про­ гнать большевиков — союзников немцев, открывших фронт... Защищать родину... Теперь оказалось, что я защищал барыши касаткиных и рябу- шинских, а не родину... Что я знал, выйдя из госпиталя? Ра зве меня трудно было обмануть?» Так он уговаривал себя, поняв, что бессмысленно и постыдно т а ­ щиться дальше в колонне людей, которых свой же народ прогонял с родной земли. Ему было нужно во что бы то ни стало поверить в свою невиновность, чтобы во спасение себя пойти на трудный и опасный шаг. Он еще не решился, но решение созревало в нем...