Сибирские огни, 1966, №2
там, отвергнутым народом. История поставила знак равенства между деревенским мироедом и мною, интеллигентом, вместе с другими интел лигентами, считающими себя мозгом нации. Разум нации... Мы решали за народ, мы подыскивали для него идеи, удобные нам, выдавая их за идеи народные. В лакейской услужливости перед классом, которому служили, мы утеряли себя, мы утеряли самое главное — свободу мысли. Мы служили так называемым вечным истинам, которые давно умерли вместе с ушедшей в Лету эпохой. Народ отверг чуждые ему наши идеа лы, отверг наши идеи, тогда мы силой оружия захотели заставить его вновь принять их... Мы сами превратили себя во врагов народа... Траге дия интеллигенции... Пора кончать... Чудес не бывает, нельзя воскрес нуть из мертвых... ...января. Сегодня в походе ко мне подъехал старый мой универ ситетский товарищ, капитан Вельский. Он служит сейчас в штабной группе генерала Каппеля. Он знает многое, у него все сведения, достав ляемые разведкой, но он всегда упорно молчит. Сегодня он вдруг заго ворил. — Колчак сложил с себя власть,— сказал он, д аж е не повернув ко мне головы, словно сам с собой разговаривал,— «всероссийскую» передал Деникину, сибирскую — забайкальскому атаману Семенову. Он вышел из игры... Теперь у него нет ни войска, ни штаба. Он частное лицо и под з а щитой пяти флагов держав союзниц путешествует на восток, как знатный иностранец, в собственном салон-вагоне, включенном в один из чешских эшелонов. Но, честное слово, я и гроша ломаного не дам за его судьбу. При первой же неустойке союзники откупятся и выдадут его красным... И этот день не за горами, в Иркутске уже восстание, и верный нам гарни зон во главе с генералом Сычевым уж е бежал к Верхнеудинску... Я промолчал. Мне все это было известно по слухам, дошедшим до нас с линии железной дороги. — А мы все идем и идем...— говорил Вельский в какой-то странной запальчивости, будто с кем-то горячо спорил или внушал кому-то непо нятливому мучающие его мысли.— Куда? Зачем? Где пристанище? Или снова воевать? Из тридцати тысяч солдат, с которыми мы начали отступ ление, только пять способны владеть оружием, остальные — на подво дах: калеки или в сыпном тифу... Каждодневные стычки с партизанами увеличивают число солдат на подводах и уменьшают число солдат в строю... Вот так, господин капитан, вот так... Порочный круг... Прокля тый порочный круг... Темное, опыленное морозными ветрами лицо его кривилось, точно он через силу сдерживал зубную боль, и два круглых, удивительно пра вильной формы, красных пятна горели на заостренных скулах. Казалось именно они — эти исчерна-красные пятна, как заревом, освещали и хму рый лоб, и крупный горбатый нос, и черные запекшиеся губы. Глаза его лихорадочно блестели, но взгляд был рассеян и беспокойно скользил по сторонам, будто отыскивая что-то невидимо присутствующее здесь, в бе лой пойме реки, и пугающее его. Может быть, болезнь уже поразила его и, может быть, к воспаленному мозгу уже подступал горячечный бред, но он, не желая сдаваться, все еще держался в седле. — Порочный круг...— бормотал он отрывистой скороговоркой.— Живые завидуют мертвым... Я раньше не понимал этого, теперь пони маю... Теперь я все прекрасно понимаю... Мертвые везут своих мертве цов и сеют смерть... Данте не знал, он этого не мог представить себе... Иначе бы последним кругом адских мучений он сделал бы наш ледовый поход... Ей-богу... Данте просто не знал. Кто может представить это, не побывав здесь...— Вдруг он осадил свою лошадь и круто повернул ее на
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2