Сибирские огни, 1966, №2
надо остановить гонение на нас, так как во всей этой авантюре винят нас, призванных какой-то кучкой под угрозой расстрела. Теперь мы вместе скажем своим спаянным голосом свое слово: «Будет, ни капли кро ви больше» — и начнем переговоры с большевиками о мире в залитой братской кровью России. Это в тысячу раз лучше для России, чем то, чего хочет кучка болтунов... Вникните, товарищи офицеры и солдаты, в эти отрывистые крики истерзанных душой... Как человек худо ни жи вет, а все жить хочет, так как самый ценный дар природы жизнь. Так почему же из-за ничтожного процента будут гибнуть тысячи жизней?..» Кай вытер рукавицей заслезившиеся от мороза глаза и прочел под пись под прокламацией: «Офицерская группа». — Офицерская группа... Группа... Значит, думают так десятки и сотни человек?.. А Сухин? Почему он хранил эту прокламацию, но не по казал ее никому из нас — офицеров его батареи? Боялся? Но разве кто-нибудь мог предать его? А бородатый капитан? Кай с пугливой настороженностью обернулся по сторонам и, поймав себя на этом, пробормотал со злостью: — Страх... Боишься даж е собственных мыслей... Шагающий рядом с санями Липка исподлобья удивленно взглянул на своего вдруг рассердившегося командира, но Кай не обратил на него внимания. Теперь ему было решительно все равно, пусть бы за санями шагал даж е сам бородатый. Теперь только злоба овладела им. Слова прокламации разбудили его прежние мысли, и он негодовал на всех: и на мертвого Сухина, державшего письмо группы офицеров в клеенчатой тетради, вместо того, чтобы пустить по рукам, и на генералов, холуйски выполняющих приказы из-за границы и бросающих в бе зна дежные сражения тысячи отупленных ими солдат, и на самого себя, все еще бредущего в колонне этих солдат-беженцев со своей земли, от своего народа. Его собственные мысли, прежде шаткие и пугливые, теперь, когда их высказали и напечатали в прокламации другие люди, приобрели но вый смысл, окрепли и утвердились. Они как бы возмужали, настойчиво заявляя о себе, и он уже не мог отогнать их прочь или подменить сурро гатами, заимствованными из официальных реляций или из призывов пра вительства. Все эти реляции и призывы стали для него очевидной ложью тех самых касаткиных, тех самых политиков-капиталистов, защищающих свои барыши, свое благополучие и полную удовольствия жизнь, тех с а мых заплывших жиром, о которых было написано в прокламации. Опустив руки, не чувствуя холода, Кай сидел, с тоской глядя в бе лую пустыню Байкала, и возбужденные мысли заставляли колотиться его сердце так сильно, что толчки крови отдавались даж е в концах паль цев... Потом он аккуратно сложил по прежним изгибам листок проклама ции и поднял скатившуюся на дно саней клеенчатую тетрадь. И опять ему вспомнилось мертвое лицо Сухина и серый пар над лу- я&шей подстывающей крови. «Но почему он убил себя? Неужели не мог иначе? Неужели нельзя было иначе?..» Кай смел рукой сенную труху, прилипшую к корке тетради, и рас крыл ее, чтобы положить прокламацию. Неровные поспешные строки испещрили первые несколько страниц. Перед многими заглавными строками стояли цифры, обозначающие даты записей.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2