Сибирские огни, 1966, №2

ны в дворовое окно на вереницу белых крыш, на это белое чудо, подыскивая сравнения, и бессознательно слушал возбужденные голоса обитателей дома. Они говорили о корове, о налоговом инспекторе, называя его «финагеном». Я откинул овчину и увидел всю семью. Их было пятеро. У стола — та самая пожилая и шустрая женщина, рыжеватая мо­ лодуха, которую звали Катериной, ее муж Василий,— смуглый молодой мужчина с очень спокойным лицом, паренек и девчушка школьного возраста. Они говорили, действи­ тельно, о корове, которую сегодня нужно было отвести на базар. Оказывается, после того, как сошлись Катерина и Василий, в доме стало две коровы и вышел на семью очень большой налог. — Вести надо, чего же еще...— сказала Катерина и отвернулась к окну. А потом она стремительно вышла в сени. Муж покорно пошел за ней. Я поднялся, присел с краю стола, долго разминал папиросу, попросил у хозяйки спичек, закурил, и попросту справился, о чем идет в доме разговор, из-за чего сыр-бор разгорается. Она также попросту стала отвечать, вздохнула как-то неглубоко и сказа­ ла, что семья у них «сборная», что вышла она за вдовца — на четверых детей, потом свои пошли. А мужик вскоре помер. Старшие дети от первой матери к этой поре уже отдельно жили, остался с ней один Вася, да своих двое. Коляй и Любава. Эти еще учатся, их на ноги надо ставить, а Вася уж е большой, жениться захотел. Загоревала баба. У самой здоровья нет, а работник один — Василий. Д а и кто она ему? А он ж е­ ниться хочет, говорит: «Приведу, мама».— «Ну, веди. Кого хоть?» — «Да с кем дружу. Катьку приведу».— «Сироту-то? Ну, веди». Пришла Катька. Ничего пришла, хорошо. Другая из сиротства бы чуть ли не го­ лая вышла, она же в пальтишке справном и с коровой. В одной руке узелок, в дру­ гой — бечевка с коровой. У сынка-то тоже ничегошеньки, кроме коровы. Ну, у меня ду­ ша успокоилась, думала, ничего, с двумя коровами проживем. Дум ала так, ан нет, финаген прицепился. Куда деваться, надо продавать одну корову. Я опять растревожи­ лась. Надо этих обуть, одеть, выучить. С одной коровы разве копейку добудешь? Д у ­ шой терзаюсь, а сама смеюсь: жили бы по одному, финаген бы не пришел. Расходитеся. Пусть Катерина в своей избе живет, а спать, Вася, ты будешь к ней ходить. Ради, мол, коровы. Ну, посмеялись, а дело надо решать. Вернулся с улицы Василий. Вошла Катерина, так же молча стала замешивать поросятам мешанку. — Д а будет тебе молчать-то,— сказала мать. Она улыбнулась.— Сведем одну. Продадим корову, купим курочек, курочки яичек нанесут, продадим яички, купим са­ хару, мыла. Сведем одну, подумаешь там. Сколь твоя дает? — Восемь. — А наша одиннадцать. Уведем твою. Катерина молчит. Молчит и Василий. Он смотрит на молодую жену ласково, а мать так же ласково на них обоих. — Твою, Вася, поведем,— говорит Катерина дрогнувшим голосом.— Вдруг ты жить со мной не захочешь, я же без коровы останусь. Она смотрит на свекровь, на мужа. Василий переводит взгляд на мать и говорит тоже дрогнувшим голосом: — Ну, не дура ли она, мама? Наступает молчание. Старуха отвечает ему: — Веди, сынок, свою. Катерина в доме хозяйка. А вечером Катерина плакала. Она плакала, а Василий ее утешал. Они долго дружили, почти год тому, как стал сватать ее Василий, а она не д а ­ вала согласия, словно все хотела что-то выверить, что-то сохранить, уберечь, еще на­ сладиться бережной любовью, настоящей дружбой. Она словно боялась, что пропадет что-то драгоценное и чистое в их отношениях, как только она войдет в дом Василия хозяйкой. А почему — и сама не знала. Но все же, наконец, пошла. Из окна выглядывали бабы: «Ишь ты, сирота, а молодец. В сиротстве— и корову нажила».