Сибирские огни, 1965, №12

сняв валенки, улегся на диване. Хозяйка легла напротив в кровать и, погасив гасик, спросила: —- Невеста есть? — Не знаю...— неопределенно сказал Кукушкин. — Найдем невесту...— промолвила старуха, и они заснули. Проснулся Кукушкин от солнца и стрекота. Ясное зимнее солнце било ему в глаза и стрекотало, как десять тысяч кузнечиков. Кукушкин открыл глаза и удивился этому спокойному солнцу, а больше всего об­ радовался тому, что зуб перестал болеть. Боль ушла вместе d опухолью. И мысли его были ясными и чистыми. Он открыл глаза и прислушался к стрекоту. Он увидел через раскрытую дверь в соседней комнате седую старенькую женщину. Она сидела у окна, вся от головы до ног прони­ занная солнцем, белая и чистенькая. Она сидела за швейной машин­ кой, и хрустящая волна мадапалама лежала на столе, как пена, вся в солнечных бликах и зайчиках. Как только Кукушкин проснулся, она повернула в его сторону маленькую голову, поправила тонкой рукой сползающую седую прядку волос и посмотрела на него из-под очков чистейшими голубыми глазами. Посмотрела и сказала: — Ну, здравствуй, гость! Встал? Теперь давай завтракать. Вот так Кукушкин и познакомился с Глафирой Алексеевной в страшную ночь под третье января тысяча девятьсот сорок второго года. Глафире Алексеевне было тогда, как показалось Кукушкину, под семьдесят. Всю свою жизнь она прожила в этом доме у Фон­ танки. Он был предназначен для многочисленной царской прислуги. Молоденькая Глаша работала белошвейкой и жила в этом доме с матерью. В 1905 году ей было восемнадцать лет. Она была красивой, веселой и любопытной. Может быть, ради этого любопытства, надев бархатную шубку на беличьем меху и белый шелковый платок, в морозный день девятого января она и выскочила из подворотни. Наверное, молодость ее вытолкнула на улицу. И она пошла на Невский и присоединилась к праздничной толпе и вместе с ней попала на Дворцовую площадь к царскому дворцу. Рядом с ней шел парень в бобриковом пальто с бархатным ворот­ ничком и не сводил с нее глаз, а потом, осмелев, спросил: —• Барышня, а где такие красивые родятся? — Не для вас припасены,— ответила Глаша,— поищите на другой улице. — Мне эта улица больше нравится! Так, болтая, они и дошли до площади. А дальше все как-то смешалось в сознании Глаши. Она только помнит, как они бежали после выстрелов с этим парнем вместе, как з а ­ вернули в какой-то переулок, и она перевязывала ему сквозную рану на плече белым шелковым платком. Перевязывала и плакала. И он уте­ шал ее. И она привела его домой и две недели в очередь с матерью ухаживала за ним, пока он встал на ноги. Через месяц слесарь Путиловского завода Николай Михайлович Мигунов переселился на второй этаж в дом царской прислуги. Через год принесла ему Глаша в подарок первого сына, потом второго, потом третьего. — Вот это и есть мой Коля,— сказала Глафира Алексеевна, — он умер в двадцать первом от тифа. И Кукушкин увидел на стене в косых лучах ясного солнца, в тра­ урной рамке портрет моряка с лихо закрученными усами, в кожанке и бескозырке.