Сибирские огни, 1965, №12

формуле, а в человеческих взаимоотношениях при всей наружной ясно- сти иной раз — внутренняя путаница. И ведь сюда-то и лезет старое — с угрозой возданья за грехи и по­ сулами загробных наград за медовые поступки! ...Да, с самого начала этот маршрут казался странным. Копалев, разглядывая аэроснимок, озадаченно бормотал: — Гм... Судя по фототону — небольшая постройка». Дом, что ли... Но зачем на крышу понатыкали кусты — не пойму. Ну, если б.ы, скажем, на войне, то ясно—маскировка. А так... Не понимаю, не пони­ маю... В общем, идите, мальчики, идите и посмотрите. И злился: — Чертова постройка! Сколько времени уйдет словно кошке под хвост... А посмотреть— надо, хотя Яшка говорит — нет там никаких строений,— одни болота, снимок, мол искажает что-то. Только, говорит, охотничья изба, но та — намного ближе, в трех днях пути. «Лучше, дескать, меня никто тех мест не знает». Но ведь факт — вот она, крыша, видите? И надо этот чертов домишко, который торчит за той избой, на­ нести на карту. Все нужно нанести, все мелочи. Иначе зачем мы здесь? 4 Пошли втроем: я, Никола и проводник Яшка. Он — низенький^ су­ хонький, верткий. Я, говорит, в семье последний — «соскребыш». Голова у Яшки — шаром, лоб стянут морщинками в узкую полоску. Нос глядит двумя широкими темными ноздрями прямо на собеседника. Губы — пухло-красные, глаза черные, вертючие. У него — домище, скот, лучшие в поселке собаки (он их отбирает на охоте по медведю, трусливых, глупых пристреливает). На праздники является баской — в лакировках, городском костюме. . Но — охотник! План выполняет на тысячу с лишком процентов. Прямо удивительно. У кого самые темные — лучшие! — собольи шкурки? У Яшки. Кто больше всех набил белок? Конечно, он. В поселке его недолюбливают, должно быть, из зависти,— крепко зарабатывает, за трех-четырех хороших охотников. Нравом он вроде приятен — шутлив, улыбчив. Когда смеется, лицо морщинится — все. Морщинки набегают одна на другую, идут от углов глаз, носа, губ. Не по одной, а пучками. И среди них блестят маленькие глаза... В дороге ему цены нет, поскольку тайга скучна и надоедлива. С серьезным — про­ падешь. Не знаю, может быть, со мной кто и спорить захочет, но чем больше я хожу по тайге, тем сильнее, душевнее люблю наше чернолесье, пыш­ ную древесную роскошь средней полосы. А хвойный лес, всегда зеле­ ный— летом и зимой,— как мумия, не то вечцо юн, не то вечно мертв. К тому же северный лес тшедушен, как и Яшка. Только где-нибудь в угреве, прикрытый от холодных ветров каменными ладонями скал, он разрастается, тянется вверх. Это мрачно, но хорошо. И когда смотришь на дремучие, разлапистые ели, то кажется: сейчас загремит, засвищет и появятся шварцвальдские лешие из сказки Гауфа: старый ханжа Стеклышко с его концепцией мелких добрых дел и мелких да верных прибылей или лихой и хваткий Чурбан, коллекционирующий людские сердца. В таких местах шутники — на вес золота. Кстати, деньги — «мало ли чо!» — Яшка потребовал сразу. Сунул в карман, подмигнул и при­ шлепнул сверху ладошкой — мои!