Сибирские огни, 1965, №12
болталась вверх-вниз округлая корма тральщика. «БТЩ-218»,— прочел я на корме и поднял глаза и увидел Кукушкина. — Прыгай сюда,— кричал Кукушкин.— Мы последние! Тральщик отчаливал. Кукушкин кинул мне веревку, и я бросился, ухватившись за этот конец, в месиво воды и снега. Он вытащил меня на ходу. В последний раз я скользнул взглядом по палубе нашего корабля. Увидел Васю Бубнова. Хотел ему что-то крикнуть и не мог. Кукушкин влил в меня через дрожащие зубы спирта, и я задремал стоя, потому что упасть было нельзя, так плотно стояли на тральщике люди. Под вечер мы причалили к Гогланду. Я запомнил этот остров, когда мы шли на Ханко. Он был похож на купающегося двухгорбого верблю да, поросшего зеленой шерстью. На прибрежном обрыве стояла тогда девушка в розовом платье с распущенными волосами. У ее ног лежала рыжая собака. Девушка нам махала платком. Она нам улыбалась и что- то кричала. Что она нам кричала, мы не слышали, а улыбку видели без бинокля. Мой клеш и бушлат заледенели и превратились в панцирь. Волосы перепутались и смерзлись. Я не мог сойти по трапу, а съехал по нему на спине. Я ввалился в землянку к зенитчикам, попросил их снять с моего пояса фляжку и растереть мне уши и руки. Остатки спирта я выпил и заснул около печки на нарах. Встал я утром бодрый и здоровый. У меня даже не было насморка. Вечером мы тронулись курсом на Кронштадт. Все наши из редакции были целы, и мы вместе погрузились на тральщик «БТЩ-218». Тральщик тянул на буксире два торпедных кате ра. Они получили пробоины и идти своим ходом не могли. Месиво снега и воды становилось гуще и превращалось в лед. Острые льдины, отбра сываемые нашим винтом, быстро продырявили тонкую обшивку катеров. Катерники перебрались на тральщик и отрубили концы. Первый катер зарылся носом, накренился на бок и пошел на дно, второй скрыли су мерки. Радист тральщика поймал в какофонии эфира Москву. Как сообща ла оперативная сводка, наши части с боем взяли Ростов. — Значит, начинается! — сказал Пророков. Мы не могли молчать. Мы пошли в каюту капитана, выпросили лист бумаги и через час вывесили окно сатиры. Это была последняя наша работа вместе. В Кронштадте шел снег. Мы тяжело ступали по скользкому булыж нику. —- Дай хлеба, дядя! — просил меня, забегая вперед, мальчишка лет шести в разношенных отцовских валенках и фуфайке. Из-под надвину той на глаза шапки выдавался острый носик и серого цвета щеки. У ме ня в полевой сумке кроме подмоченной подшивки газет, тетради со сти хами и зубной щетки с полотенцем и мыла ничего не было. Я бы отдал мальчику мыло, но оно ему не требовалось. Нашему полку дали новый номер, потому что знамя полка вместе с лейтенантом Липецким осталось на турбоэлектроходе. О его судьбе никто ничего не знал... Г Л А В А 28 Полковая бабушка У Кукушкина заболел зуб. В полку не было стоматолога, и Яша Гибель выписал Кукушкину направление в Ленинград в стоматологический институт. И Кукушкин, не
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2