Сибирские огни, 1965, №12
как время, медленно осыпается песок. Пахнет гарью и сыростью. Тран шея входит в траншею, разветвляется и петляет. «Налево»,— команду ет Кукушкин, и финн поворачивает налево, робко оглядываясь на Кукуш кина. На пленном мышиного цвета френч, брюки, заправленные в гетры. Рыжие редкие волосы треплет ветер. Свою шапку он потерял. Правое плечо у финна выше левого. Ему лет под пятьдесят. Наверное, из резер вистов, решает Кукушкин. И снова траншея в траншею, изгибы и пово роты, и песок осыпается со стенок — медленный, как время. Так и не вы ходя наружу, можно пройти все двадцать три километра до города. Но в траншею насыпался песок, идти неудобно, ноги скользят и подверты ваются. Спина финна покрывается испариной. Кукушкин выскакивает на бруствер и помогает выбраться финну. По дороге идти легче и теплей. Справа шумит лес, слева на розовый от медуз песок набегают белые гре бешки стальных волн Финн немного говорит по-русски. — Меня расстреляют? — спрашивает он. — Нет! — говорит Кукушкин, и они прибавляют шагу. Идут два человека, два солдата, и у каждого свой заплечный мешок горя. Один солдат отвоевался, другому служить, как медному котелку. Из-за поворота неожиданно появляется группа командиров, среди них комбриг Симоняк. Кукушкин останавливает финна и докладывает: — Товарищ командир бригады, рядовой Кукушкин конвоирует плен ного в штаб. Симоняк смотрит на грудь Кукушкина и говорит: — У тебя одна медаль «За отвагу», считай, что их у тебя две. Крой дальше, рядовой Кукушкин! И опять идут два солдата, часовой и пленный. Пленный устал. Ча совой сворачивает с дороги и садится на пень и предлагает то же самое сделать пленному. Часовой вынимает полбуханки хлеба, разрезает ее пополам, круто просаливает, достав щепоть соли из носового платка, од ну половину подает пленному, другой закусывает сам. Закусив, с подола гимнастерки стряхивает крошки в горсть и ловко бросает их в рот. Два человека снова встают и идут дальше. — У тебя есть семья? — спрашивает Кукушкин. — Жена и двое ребенка,— отвечает пленный.— Миккель и Эрко... В Кукушкине оживает политрук. — Миккель и Эрко,— повторяет Кукушкин.— Зачем же вы пошли за Гитлером со своим Маннергеймом? — Гитлер — капут, Маннергейм карошо,— говорит финн. — Ну раз Маннергейм карошо,— злится Кукушкин,— пусть он о те бе и заботится. Как тебя зовут? — Эрик Сандквист. Я финский швед,— говорит Эрик. И они идут дальше. Потом снова присаживаются курить. Эрик не умеет свертывать цигарку. Кукушкин свертывает Эрику и себе. Эрик за тягивается и заходится в кашле. Отдышавшись, он смотрит на Кукуш кина посоловелыми глазами. — Ух! — говорит Эрик. — Привыкай, швед! Теперь сигар не будет! — И они снова идут молча, и каждый тащит свой заплечный мешок горя. — Меня расстреляют? — опять начинает Эрик. — Тебя не будут стрелять,— говорит с уверенностью Кукушкин, как будто бы он сам командир бригады Симоняк,— тебе только придется показать по карте, как у вас там оборона устроена. — Тогда меня наши расстреляют,— не унимается Эрик. — Незавидное твое положение, швед! — И Кукушкин прибавляет шагу.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2