Сибирские огни, 1965, №12

Так пришел и ушел самый тяжелый день моей жизни, так уходит :все плохое (и хорошее — тоже). Медленно, сочась по капле, но уходит. Жизнь восстанавливается, как разрушенный дом, как рухнувший мост, как разбомбленный город. Придумываешь новый план, помня ми­ нувшие ошибки и, заложив фундамент, опять кладешь кирпич к кирпи­ чу. Кладешь новые, кладешь и уцелевшие в развале, и их половинки, и даже самые малые кусочки. Все идет в дело. И хотя каждая трещина кричит о случившемся, новое здание из старых кирпичей выходит крепче прежнего, значительнее, на долгие годы стоянья. Можно жить дальше... Но эти руки!.. Иногда я разглядываю их — подолгу. Рассматриваю пальцы, шевелю ими. Ловко они приспособлены для работы. Для жизни. Я могу чертить самый тонкий чертеж, могу схва­ тить или отбросить противника, могу писать. Могу орудовать топором, строгать. Или нежно гладить ребячью голову. Обнять любимую. Но ими же я убил! И я думаю, думаю, думаю... О жизни, которая превыше всех догм и религий, о властных пасты­ рях, духовных, предавших и продавших собственные заповеди, манящие добротой и человечностью. «Не убий!» — возглашают они. А сколько злобы, нетерпимости, смертей выхлестнули в мир все религии. Сколько сожженных заживо, сколько загубленных во имя бога людей — тысячи, сотни тысяч, мил­ лионы... Кровавые войны против верящих иначе... «Не убий!»— а убили моего Николу и сделали убийцей меня! «Не убий!» — а каждодневно убивают в людских душах радость жизни — единственной!— ради блаженства за гробом, ради невозмож­ ного! И оправдывая все это, торжественно приглашают: «Приидите ко мне, все страждущие и обремененные, и аз успокою вас!» Или бормочут угрожающе: «Яко сень проходит живот наш, яко листвия падают дни человечьи». Прельщают райскими кущами, устрашают геенной огненной — на­ шептывают слова, засасывающие легковерных, как трясина. Как мшава...