Сибирские огни, 1965, №12

— Давай-ка зарядим ружья,— говорит Никола. Зарядили. И опять прежнее,— тишина и призрачные шаги... — Давай дверь припрем,— говорю я. Приперли, придвинув скамью, и сели на нее — для упора. Слышат­ ся голоса. Прислушаешься-— тихо. Мы встаем и бродим по избе взад-вперед, от стены к стене. Пять шагов, поворот и опять пять шагов. «И как возможно такое?» — думаю я. Это цеплянье за старые глу­ пости. Может быть, они подпирают цитатами из священного писания возникающую в себе шаткость? Вот и бормочут: «Смиренье — есть богу угожденье!» А если — Григорию?.. Покорность-то и нужна от людей разным властолюбивым мошенникам. Но что будет с нами? Мучительное положение. Николе все-таки легче: он курит. — Дай-ка и мне. Мы ходим и курим, ходим и курим, и я не чувствую вкуса дыма. Уж лучше бы начиналось что-нибудь. Вдруг — стук в дверь. Я вздрогнул, на цыпочках подошел к двери, прижался ухом. Ничего, только в ушах шумит толчками. По­ слышалось. Но снова стук, робкий, слабый, просящий. Теперь я слышу легкое прерывистое дыханье. — Кто это? —- спрашиваю шепотом. — Я, Катерина,— говорит сдержанный женский голос.— Выдь, Николаша. Никола подходит, становится рядом. — Зачем он тебе?-— спрашиваю. — Не можно сказать... Ему только... Пусть выйдет. — Я здесь. Кать, здесь,— отзывается Никола.— Я выйду, я сейчас. — Сиди! — я отталкиваю Николу. Но он лезет, словно одурев, не обращая внимания на толчки, и все бормочет: — Я на минутку, я сейчас. Пусти. — Ну и черт с тобой! Уходи! Можешь и вообще не возвращаться. Обойдусь. Осторожно приоткрываем дверь, и Никола ускользает в темноту. Я захлопываю дверь, придвигаю скамью, беру ружье и сажусь. Слушаю. Но тишина ушла. За дверями, совсем рядом по ту сторону тонких неструганых досок шепот, глухие рыданья, отрывистые слова, вся незнакомая мне ночная музыка любви. За что его так любят? Всё шепчутся, шепчутся... Слышатся неясные слова, всхлипывания. Тревога усиливается. Пальцы до ноющей боли стискивают приклад ружья. Вот они куда-то уходят. Снова звенящая тишина, и вдруг словно топором по голове: — Бу-у-у! Я вздрагиваю: «Проклятая выпь!» — Бу-у-у-у!.. — орет скрытная, таинственная птица, прикидываю­ щаяся при встречах с человеком то сучком, то малой коряжкой. «Стран­ но,— думаю я.— Истоптал столько дорог, а не видел выпи никогда, только слышал. Почему это?» Ага, плеск, какое-то бульканье. Должно быть, рыба. А вдруг стукнули Николу по голове и в воду... Сейчас при­ дут за мной. Я слышу шаги — торопливые, неуверенные. — Отвори! Это Никола. Я отодвигаю скамью. Он входит и стоит черной, пока­ чивающейся тенью. Молчит.