Сибирские огни, 1965, №12
Мне не отвечали. Словно стена разгородила нас. А когда я напра влялся к старцу, меня перехватывали и толкали назад, к избе,— молча, почти не глядя. И опять стояли и смотрели. Не знаю, что творилось в головах староверов, но и на меня от бе леющей в ночи маленькой фигуры веяло чем-то загадочным, даже страшным. Она словно растворялась и пропитывала всё. Поднималась древняя лесная жуть. Будто выглядывали из-за стволов непонятные гу бастые рожи, в осоке торчали рога, где-то невдалеке хохотали лесные, невидимые днем, жители. Во мхах горели синие свечечки и перебегали с места на место, указывая древние зарытые клады. ...Пришло утро. Старец был серый, терял очертания в сером столбе гнуса — комаров и мошкары. Но теперь он стоял, поднявшись. Шевели лись губы, руки вычерчивали мелкие кресты — должно быть, старец мо лился. Старухи сбились вокруг него густым, испуганным стадом. Стона ли, всхлипывали, некоторые падали в мокрую осоку и бились, как рыбы. Иные вскрикивапи громко и глухо: — Фиал!.. Адамант благочестия!.. Души наши спасает, муки примает... Те, что помоложе, стояли разрозненно. Но вот старец вскинул руки широким жестом. Старухи завыли, кла няясь, падая на колени. И, разорвав этот жуткий вой, загремел молодой, репродукторныи голос старца, странно искажаемый чуть распухшими губами. Да, голо совые связки у него были — первый сорт и дыханье поставлено, как у спринтера. Он говорил медленно, размеренно, внятно своим металличе ски звенящим голосом, каждым словом вбивая незримый гвоздь. Вопросил: — Что хошещи, человек? Ответил: — Знаю, ведаю— мнози борются страсти со всяким человеком. Налетают, мучают Яко волны, накатывают житейские сласти и похоти. Желанья восстают в душе. Куда пойти? В мир? В миру богомерзкие коби, а бес, он здесь, рядом... Рука старца описала круг, палец указывал на каждого. Палец словно удлинялся, вытягиваясь, и мне показалось, что он грязным ног тем царапнул меня по лицу. Люди пятились, осматривали друг друга, словно пытаясь увидеть беса. И столь велика была сила жеста, сила внушения, что и мы с Ни колой осмотрелись. А старец, форсируя звук голоса, рискуя сорвать его, громыхал, и эхо разносило слова: Бес сидит на левом плече, ангел на правом. И оба шепчут в ухо. Бес шепчет— одень свое тело шелком и бархатом, бес шепчет — соблаз ни жену ближнего своего, бес шепчет — запряги меня в телегу, сам по везу тебя, войду в чрево птицы железной —■понесу тебя по воздуху! И рече безумец в сердце своем и крадется ко греху, как тать в ноши. И погубляет себя. И кипит его душа в смоляном котле Смола вздувает ся пузырями, а беси.. Они тут как тут, с вилами, лопатами, лохматые, черные, смрадные. И все шпыняют грешника, все под ребра, под ребра его! И т а к— вечно. Ангел шепчет сладостным голосом — душу спасай, душу! — Голос самого оратора был далеко не сладостный — О, челове- че! Что творища, несмышленое, погубляешь себя, непристойному телу своему и животу угождая? Не хочещи душу спасать, иди в мир. Там антихрист, там — беси. Истинно вам говорю, когда бес... Принесся ветер, шевельнул деревья и сдул остальные слова. Было видно быстрое шевеленье бороды, раскрывающийся рот. Изредка, про
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2