Сибирские огни, 1965, №12
зовый рот, стояла древняя старушенция. Дикая пластинка кончилась. Никола закрутил «Рябинушку». Вот что пришлось к месту! «Рябинушка» потянула людей, как маг нит гвозди,— свое, родное, полузабытое. Патефон тесно обступили. Из пластинок, мне помнится, были и «Куда бежишь, тропинка ми лая», и «Веселись, негритянка», и «Быть тебе только другом», и что-то людоедское. Патефон хрипел и скрежетал до позднего вечера и имел невероят ный, бешеный успех, а Никола обрел свое истинное призванье. Ему f)bI _ в конферансье... Я бы не смог, духу не хватило, а он шутил, объяс нял, танцевал, рассказывал и произвел сильное впечатление. Его хвали ли мужики — «молодой да ранний», хвалили и женщины, глядя тающим взглядом: «ну чисто — анделочек» В сумерках, наскоро перекусив, Никола взял мой фонарик и уда лился. Начинался его «фокус-мокус-черевокус». От вспышек фонарика поначалу староверы пятились. Потом, боязливо улыбаясь, сами нажима ли кнопку. _ Наконец, все разошлись и установилась тишина. Гасли огоньки. Гу сто летел комар. Болотные люди, засев по избам, разводили под пола тями дымокуры и, ворочаясь в дыму, шевелили мозгами. На реке орала выпь. По блестящей мокрой траве от избы к берегу и от берега к избе хо дил Никола, облапив Кузнецову Катьку. Он что-то напевал ^вполго лоса и все мигал моим фонариком. Моим! Пропала батарейка. Ну ладно же... Я густо намазался диметилфталатом и сел на крыльце — нате, вы кусите! Сидел, глядел в темноту. А Никола все ходил и мигал фонарем, ходил и мигал. Потом они целовались. Тогда я плюнул на все и ушел в избу, влез на полати и ва лялся без сна. Злился на косоруких мужиков — полати безобразно сде ланы, отовсюду торчат какие-то шишки и впиваются в бока... Наверное, часа в два ночи пришел Никола. Что-то мурлыкая, разул ся, швырнул сапоги и лег рядом. Потянулся с хрустом, с блаженным мычанием. Спросил: — Спишь? — Сплю. — Ну как получилось? — Здорово. Особенно балетные номера. — Злишься? — Выдумаешь тоже... Ну, а Катя... (горло перехватило). — Готово,— ответил он немного туманно и опять замычал и потя нулся. — Ну, ладно, будем спать... Спи давай, спи... Спать, спать! — Никола сел, чиркнул спичкой, дохнул табачным дымом.— Всё' спать! И что ты спишь? Девчата — мармелад, а ты не ухаживаешь, не влюбляешься. Смотри, жизнь не проспи. — Иди ты к черту! — ответил я.— Уже сплю! Сплю! А сон не шел. Я все думал, словно резину жевал, почему это у Ни колы всё в жизни катится на шарикоподшипниках и куда нужно, а у ме н я— с ржавым железным скрипом. Почему не могу я так вот легко жить? Я любил Николу, но сейчас прямо-таки ненавидел его. И если бы здешние парни намяли ему холку за Катьку (случалось такое в дру гих местах), я бы, конечно, вступился, стал защищать его, но все-таки был бы тайно рад. Сложно все в жизни...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2