Сибирские огни, 1965, №12

нителится,— только Гришку веселит. И знаешь, малый, не суйся, раз­ говор наш. Никола обиделся и пошел вперед. Староста торопливо, до неловко­ сти услужливо., шагал сбоку тропы по мхам и травкам. Поучал вполго­ лоса, кивая на спину Николая: — Началь его. У них так, у этих то есть,— распустят языки и брешут... Ты лобаст, может, высоко скакнешь, так помни: страшен мед­ ведь, страшна толпа, еще страшнее голимая правда. Ты прикрывай, тем­ ни, темни. Да жми на них. Пусть пищат. Хамы-то. И сули все — пусть ждут, таков их жребий... Ну, вот этой тропкой и стеганите, а там че­ рез ручеек кладочка и кузня. Сама о себе скажет. О-ох, сокрушение... Да, слышь, Яшка здесь... Староста быстро пошел обратно, словно покатился с горки. Я остановился, как будто налетев на что-то невидимое и твердое. Так вот он каков, Яшка-весельчак. Вот еще какие люди бывают. Но з а ­ чем он так сделал? — Ты чего это? — спросил Никола. — Яшка здесь. — Откуда узнал? — От старосты, сейчас вот. — А чего ему здесь надо? — А я знаю? — Ну и набью же я морду Яшке,— мечтательно сказал Никола.— И еще как набью! Сопатку поверну ноздрями вверх. Пусть, гадюка, хо­ дит в дождь под зонтиком. 12 Кузнец швырнул какую-то железяку в деревянное ведро и, пока та шипела и бурлила в воде, вытер руки ветошью, подошел и потрепал нас по плечам. Толкал кулаком в бока, хлопал ладонью в ладонь — ра­ довался. — Чо, к адаманту благочестия водили? Хо! Он меня не жалует, нет. Я прытко поперешный. все норовлю по-своему вертеться. А он лю­ бит властвовать, да и крут. Ох и крут! И не враз таким стал. Поначалу, зим тому Пятнадцать, тих был, уветлив. Тогда Мишка-староста крепко его в руках держал. Он, Мишка-то, тоже властолюбив. То есть, хоть в курятнике, но — главою... Шпынял он адаманта во как! Тот, возверзая печаль на господа, мирился с оскорбителем. А там тихой стопой через баб сам адамантом и сделался Вам не постичь — зелены еще, у вас другое на уме. И, ребята, вам смешки, а куда пойдешь без бабы? Да и сказал кто-то: «Жена за мужа умолит». Вот и правит Гришка через баб, а чуть не так мурлыкнешь, то скажет: «Страх божий — начало премуд­ рости»— и налагает на грешника покаяние, поклонов этак двести. Во как у нас! Мы смирны, вроде телят — «помычали да в хлев». Один Ан­ тон малость шебаршит. А Гришка-то понимает: вякает Антон— ровно пятки ему чешет. Только. Вот слободу ему и дает, медведей своих не напускает. Да и Антон сам-ю не будет жить в миру, не будет. Уйдет ежели — вернется потихоньку. Он — тутошный, болотной жизнью клей­ менный. —■А ты, батя, нет? Неклейменный? — засмеялся Никола. — Э, парень, попал в стаю, так лай не лай, а хвостом виляй. Тут все родня, все бегуны, все одинаковы. А я — пришлый. Да в кузню, куз­ ню идите — смотреть... Еще, когда только пришел сюда, спорили —