Сибирские огни, 1965, №12

Остальные появились в сумерках. Приплывали семьями на здоровенных лодках, которые и с соба­ ками. К избам шли по двое, по трое — узкими тропинками. Несли тяжелые вязанки грубых болотных трав, дрова, щук, похо­ жих на головешки. Несли битую дичь— рябчиков, глухарей, уток. Вели поревывающих коровенок. Шумели дети, телята, собаки... На" лицах болотных людей темнели жирные мазки дегтя — от гну­ са. Мужчины сплошь бородаты и потому кажутся стариками. Все смотрели на нас неотрывно и, проходя, поворачивали головы. Одна тетка, засмотревшись, шлепнулась вместе с вязанкой дров. Под­ нялась, потерла колени и — сердито: — Принесло леших... Сидят себе, прости господи, как два пня. Смотрели на нас коровы, смотрели телята. Собаки принюхивались издалека и, зайдя с подветренной стороны, шевелили носами. Мы тоже смотрели — во все глаза. Голова шла винтом. Казалось — крутят фильм о старом-старом, о том, что ушло и давно сгнило в земле. Сейчас механик щелкнет выключателем, экран погаснет и все станет обычным. Но затопились печи, поползли густые дымы, зазвучала человечья речь. На берегу грызлись две собаки, решая какие-то свои дела. Крепко потянуло запахом парного молока и свежего навоза. К нам подошли ребятишки в длинных, серого холста, рубашках, стали вокруг и запустили грязные пальцы в носы. — Сахару хотите? — спросил я. Ребятишки брызнули во все сто­ роны. Так и сидели мы одни. Медленно наливалась ночь. На небо лезли звезды. Вылез и месяц — тонкой и неровной серебристой льдинкой, как в подстывающем ведре. На мягких крыльях проплывали совы. Вороньим гнездом чернел дозорный на макушке сосны. На берегу невидимая выпь, сунув нос в воду, ревела: — Бу-у-у!.. Бу-у-у!.. — Много их? Ты считал? — спрашиваю Николу. — Чокнутых-то? Человек тридцать будет, ну и пацаны, конечно... Десять коров, телята... Ты что-нибудь понимаешь в этом? — спрашивает Никола. — Пока — нет. А ты? — Я так понимаю — отбились от людей и спрятались сюда. Быв­ шие преступники. — Ну, это ты загнул. Это, конечно, староверы. Слыхал я о таких вот деревнях, да не верил. Темный, несчастный народ. — Несчастный? А чего они прячутся? Чего в болота залезли? — Секта, быть может, такая. Не знаю. — То-то же! Хороший человек не будет прятаться, будь спокоен. Мы вот не прячемся. А эти, наверно, всегда таятся... Брезгуют. Чашку, видишь ли, опоганишь. Слыхал? Я ковыряю землю каблуком. Никола закурил, и ему легче. Сидит, молчит, пускает дымок и, разглядывая его, организует мысли. Я пы­ таюсь обдумать все, прикидываю так и этак.