Сибирские огни, 1965, №12
Крепче запахнувшись в теплую кофту, Татьяна Васильевна хотела идти проведать больную овцу, но на дороге в клубах пыли возникла машина. Газик несся от фермы прямо к ней. Уж не Колотилин ли Ни колай Степанович пожаловал? Через минуту газик подкатил к крыльцу. Из него выскочила жен щ и н а— стриженая, как ее дочка Рая, в брюках и зеленой куртке. Не поймешь, молодая или не очень. — Мне Окуневу Татьяну Васильевну, старшего чабана второй фер мы,— сказала женщина, пристально и недоверчиво приглядываясь к ней, к ее теплой обрыжелой кофте, скоробленным сапогам. Усмехнувшись про себя, а губами едва улыбнувшись, Татьяна Ва сильевна протянула руку. — Так это вы лучший чабан совхоза? Хочу написать о вас,— гром ко и свободно говорила женщина, и от того заметнее и неудобнее как- то была молчаливая снисходительность Татьяны Васильевны. Она стояла, опустив руки, смотрела вбок, и черные, суженные к концам глаза на круглом, обветренном лице то ли соглашались, то ли испытывали терпение гостьи. Та замолчала, и какой-то момент обе огля дывали степь и синевшую по краям ее гряду гор. — Где бы присесть, поговорить, что ли? — сказала неуверенно при ехавшая, и Татьяна Васильевна повела ее к кошаре, растянувшейся за домом во все свои девяносто метров. Ветер схватил их, завертел, забился в ногах. Они укрылись за углом кошары. И тотчас в колени им бросились, отчаянно заблеяв, два ягненка, обтянутые морщившейся на боках кожей, оба на несоразмерно толстых столбиках-ногах, с большими, торчащими врозь ушами. — До чего же абстрактные! — радостно воскликнула гостья, отни мая у ягнят свои пальцы. — Нет,— покосилась на нее Татьяна Васильевна,— голодные они.— И подошла к лежавшей невдалеке большой, когда-то белой, а теперь пыльного цвета овце, попробовала растолкать ее. Та приподня лась, ягнята затопотали, полезли было под брюхо ей, но животное сно ва легло, тяжело оползая на зад. Татьяна Васильевна запустила паль цы в глубокую, густую шерсть — в горсти остался пуховый, плотно сби тый клок — плохой признак. В кошаре, в закуте, где хранится комби корм, уже сохнет одна растянутая на полу шкура и еще одна — совсем маленькая. (На некоторых хуторах, говорят, падеж заметный). — Ой, покажите! Из этой вот и делают самые лучшие шерстяные ткани? До чего гонка! Совсем невесомая! — С одной овески по сетыре килограмма, а бывает — до семи,— тихо заметила Татьяна Васильевна и, вводя женщину в кошару, плотнее прикрыла закут. «И чего надо? — тоскливо думалось ей.— Зачем приехала? Хотя бы уж после стрижки. Иль в сентябре, когда живой вес начинают считать... И об ней уж писали в Абаканской газете — она и читать не стала — з а чем писать, зачем читать, когда не известно, как кончится год?» — А это какая порода? — Красноярская. — Тонкорунная? — Тонкорунная. — Хакасского типа? — Хакасского. — Здесь вывели, в совхозе «Московском»? — У нас,— Татьяна Васильевна терпеливо вздохнула.— Однако, еще совхоз помогал и еще колхоз.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2